Глаза ребёнка
Шрифт:
— Азиатов? — повторила Кэролайн. — Это смотря какие азиаты. Если брать иммигрантов или неассимилированных, то я согласна: они склонны во всем полагаться на авторитет властей, забывая при этом о презумпции невиновности. Но дайте мне выходца из Азии во втором или третьем поколении, особенно имеющего высокооплачиваемую профессию и хорошее образование за плечами, и все будет иначе. По крайней мере, в этом случае я не стала бы тревожиться по поводу возможного проявления классовой ненависти. — Женщина сидела, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову; на носу у нее, ближе к кончику, сидели
— Латины, — откликнулся первым Паже. — По двум причинам: один живой, один мертвый.
Кэролайн согласно кивнула:
— Салинас и Рики. Слишком велики шансы, что первый будет отождествлять себя со вторым.
— Это очевидно, — вставил Мур. — Мужчина-латиноамериканец отпадает. Точка.
Кэролайн скептически пожала плечами.
— Здесь не существует абсолютных критериев, — сказала она. — При отборе присяжных. Версия обвинения строится на данных правоохранительных органов: Салинас намерен представить суду показания судебно-медицинского эксперта, затем заключения, к которым пришел Монк, после чего будет убеждать присяжных, чтобы они поверили в то, что Рики убили. Я же, помимо прочего, рассчитываю доказать, что окружной прокурор ведет нечистую игру, и все это — не что иное, как необоснованное судебное преследование, смахивающее на месть. Так что нам следует остерегаться «синих воротничков»: рабочие на производстве недолюбливают богатых и могут солидаризироваться с полицией.
Мур взглянул на Паже и многозначительно произнес:
— Или с теми, кто переживает из-за несовершенства собственной версии.
Кэролайн улыбнулась одним уголком рта и не без иронии заметила:
— Да. Мы с Крисом обсуждали такую возможность.
Возникла неловкая пауза. Кэролайн избегала смотреть на Паже; вместо этого, словно сосредоточившись на какой-то мысли, она устремила взгляд в одну точку, куда-то поверх его головы.
— Я бы также исключил людей, патологически не переваривающих адвокатов, — заполняя паузу, проронил Кристофер.
— Разумеется, — сказала Кэролайн, складывая на груди руки. — Итак, кого же мы хотим?
— Говоря обобщенно, — минуту поразмыслив, ответил Паже, — нужно заручиться поддержкой коалиции вечных поборников гражданских прав — евреев и чернокожих. Евреев — из-за их гуманистической традиции, которая, в частности, проявляется в сочувственном отношении ко всем униженным и оскорбленным. А чернокожих, потому что черная община на собственной шкуре испытала, что полиция не лишена предрассудков.
Кэролайн явно сомневалась.
— Тебе не кажется, что Монк не вписывается в эту схему? — спросила она. — К нему прислушиваются и его уважают. Откровенно говоря, меня устроил бы любой, не доверяющий авторитетам.
— Вот почему для нас важно наличие образования, — озабоченно проговорил Мур. — Особенно в сочетании с воображением. Успех зависит от того, удастся ли нам отобрать присяжных, обладающих абстрактным мышлением — способных представить себе альтернативные версии случившегося, доказать которое невозможно. Нам бы крупно повезло, если бы присяжные оказались все как на подбор белыми, выходцами с восточного побережья, выпускниками Йельского
Кэролайн недоверчиво покачала головой.
— Даже если мы и подберем именно таких, Салинас их зарубит. — С мрачной улыбкой она обратилась к Муру: — Может, ты сможешь подобрать для нас парочку «артишоков».
На лице Мура отразилось недоумение. Паже знал, что на профессиональном жаргоне адвокатов слово «артишок» означало присяжного заседателя, по одному виду которого можно сказать, что тот без всякой видимой причины способен помешать суду присяжных прийти к единому мнению. И отобрать такого присяжного в адвокатской среде считалось величайшим искусством. Крис хорошо помнил, как однажды суд присяжных (в заведомо проигрышном для защиты деле) зашел в тупик, когда ему удалось протащить туда заседателя, который после процесса подошел к нему и с выпученными глазами спросил, доживет ли цивилизация до конца двадцатого столетия.
— Артишок, — объяснил Паже Муру, — это присяжный, который уверен, что я невиновен только потому, что так его учила покойная мамаша.
Мур улыбнулся.
— Артишоки бывают разные, — охотно добавила Кэролайн. — Скажем, вам могут потребоваться женщины, одержимые страстью к немногословным блондинам.
Она произнесла это тоном самой невинности, однако явно намекая на Паже. Он испытал чувство неловкости, вспомнив, что вынудил своего адвоката, против ее желания и не объясняя причин, согласиться с тем, чтобы процесс не откладывали — на самом же процессе ему не придется говорить ни слова.
— Возможно, не все наши предпосылки выглядят бесспорными, — ровным голосом сказал Кристофер. — Однако следует признать, что мы должны избавиться от людей, заранее отравленных пропагандой в прессе. И кем бы ни являлись кандидаты на скамью присяжных, не следует допустить, чтобы среди них оказались те, у которых такие вещи, как самоубийство или судебная тяжба об опекунстве, связаны с личными переживаниями. — Он помолчал, затем тихо добавил: — В данном случае это относится и к такому явлению, как совращение несовершеннолетних.
Кэролайн устремила на него исполненный неподдельного сочувствия взгляд, но уже в следующее мгновение заговорила сухим казенным языком:
— Все это прекрасно. Но Салинас отлично понимает подобные тонкости, о чем бы мы здесь ни договаривались. Едва на горизонте появятся кандидаты, отвечающие нашим ожиданиям, он их зарубит. В конечном счете, все кончится лотереей, когда придется идти на компромисс и полагаться на интуицию. Возможно, нам с Виктором предстоит неоднократно разыгрывать одного и того же кандидата. И один из нас обязательно ошибется.
— К чему ты клонишь, Кэролайн? — с тревогой в голосе спросил Паже.
— К тому, что в критический момент я буду полагаться на интуицию не Виктора Салинаса и даже не на твою, а исключительно на свою собственную, — твердо заявила Кэролайн. Затем, помолчав, закончила уже более миролюбивым тоном: — Когда дело дойдет до последнего присяжного, Крис, я хочу сама принимать решение. Потому что именно мне предстоит убеждать этого самого присяжного, что ты никого не убивал.