Глазами богов
Шрифт:
– С какой целью?
– Они хотят, чтобы я играл. Чтобы продолжал играть. Ведь, пока я играю, – всё тихо и спокойно, как только перестаю – они тут как тут. Они хотят, чтобы я не покидал их даже ненадолго.
– И всё же странно, что ваша жена не верила вам, и вообще, слабо реагировала на происходящее. Если продукты, как вы говорите, порой находились не на своих местах, она не могла не замечать этого и так легко относиться к вашей рассеянности, если считала её причиной беспорядка.
– Не знаю, – пожал плечами Луис, – может просто игнорировала. Не удивительно: если подобное рассказать, это любому покажется чушью. Она продолжала считать, что это я разбрасываю продукты. Порой даже поддразнивала меня: поднимет иногда с пола помидор, например, и давай в шутку тыкать им мне в лицо, пугая, как перчаточной куклой, словно ребёнка: «Я синьо-ор, помидо-ор! Я сейчас тебя съе-е-ем!» Я подыгрывал ей, как мог, улыбаясь сквозь зубы. Она и не подозревала, что помидор, которым она меня пугала, размахивая перед моим носом, был
– Со временем, а прошло более двух лет, я привык к их присутствию в моей жизни, к их недовольным рожам и тщетным попыткам приблизиться ко мне. Я воспринимал их как некую данность, как неотъемлемую часть природы, как привычных всем домашних животных. Хи! Эдакие домашние фрукты: киви – ко мне! – Диаш похлопал себя по бедру. – Ананас – фу, на место! Ха, смешно, не так ли! Я считал их одушевлёнными. Бредятина полнейшая! И всё же страх не покидал меня. Одно дело, когда мерещатся цветочки, совсем другое, когда тебя преследуют помидоры-убийцы. К такому соседству так сразу не привыкнешь, тем более, когда они постоянно напоминают о себе. Однажды снова подавился, но уже сливой. Думаю, вам не нужны подробности, вы и так уже догадываетесь, что не сам по себе подавился я ею.
– Год назад, тем летом, был у меня отпуск, и мы семьёй провели недельку на пляжах Атлантик-Сити. Сразу отмечу тот факт, что я ни разу, за всё время, проведённое там, не зашёл в казино. Такой уговор был с Люси: никаких игр! А мне и не сложно было пережить это. К тому же, я научился контролировать себя, и к тому времени научился не смотреть на фрукты ни при каких обстоятельствах: ни в супермаркете, где они лежали на стеллажах, ни в руках прохожих. Даже дома я приучил себя не замечать их, когда открывал холодильник или, когда Люси выкладывала их из пакетов. Только изредка, боковым зрением, я замечал движения их глаз, но заставить смотреть на себя они меня уже не могли. Это обстоятельство их очень-преочень злило. Их бесило и то, что к тому моменту, начиная с первого дня отпуска, я уже не играл недели как четыре. И перестал их есть целыми, а только чищенными и порезанными. Но иногда, не скрою, мне нравилось издеваться над ними. Особенно, если перед этим на грудь принимал бокал бренди. Тогда я смелел и намеренно выкладывал их на тарелку целыми и медленно так, не спеша разрезал на части. А потом отправлял в рот и также не спеша, смакуя и тщательно пережёвывая, я получал неземное удовольствие, слыша их предсмертные попискивающие стоны. Хуже всего, что они читали мои мысли, а потому злились на моё намерение окончательно и навсегда покончить с играми… – Луис снова уставился в одну точку перед собой, что-то вспоминая.
Доктор постучал карандашом по крышке стола – Диаш «проснулся» и тихо прошептал: – Да, они стали слышать меня, слышать мои мысли и понимать мои намерения…
– Как вы это определили?
– Они убили Дэнни…
Тут я снова ожил: такой поворот событий встормошил меня и несколько взбодрил. Я снова с нетерпением стал ждать продолжения этого бреда, так похожего на правду. Тут, знаете, мне стоит признаться, что в тот момент я пребывал в некотором сомнении и замешательстве, потому что не воспринимал Луиса Диаша душевнобольным, понимаете? С одной стороны, судя по его внешности, красноречию, логике мышления, он казался мне вполне обычным и адекватным человеком. Но вот что-то не стыковалось. Сам бред – да, его можно было по схожести отнести к описаниям тех бредовых картин, часто описываемых психически больными людьми, но вот некоторые мелочи, например, в повествовании, в порядке построения слов, фраз и предложений, которые озвучивал Диаш, говорили об обратном, и, судя по этим фактам, он никак не претендовал даже на титул шизофреника, хотя это первое, что сразу приходило в голову, не беря во внимание явно присутствующую игровую зависимость. Но и тут присутствовала закавыка: он, судя по его словам, мог спокойно обходиться без игры, причём довольно длительное время. Получалось, что под категорию зависимостей и пристрастий он никак не подпадал.
С другой стороны, слушая его историю, любой здравомыслящий, и не то чтобы специалист, но и обычный человек, заподозрил бы в нём что-то неладное. И тут ко мне пришло понимание: вот что меня так тревожило с самого начала знакомства с ним, вот чем он отталкивал от себя. Когда подобные описания слышишь от страдающих психическими расстройствами людей, – это одно: ты готов к этому, и воспринимаешь сказочные фантазии как должное, понимая то состояние, в котором находится пациент, расценивая описываемые им картины, как плод его больного воображения. В этом случае всё ясно, как день: человека надо лечить и избавить от этих глюков. А вот если, допустим, здоровый человек, которого ты знаешь давно, а ещё лучше – он твой друг или родственник, вдруг начинает тебе рассказывать подобную историю. Вот тогда становиться поистине не по себе. И дело уже не в самом сюжете его рассказа – он может быть какой угодно, не это пугает. Причиной страха будет являться сам рассказчик и его неожиданная перемена, прежде всего, в мышлении. Ещё вчера ты вместе с ним сидел в пабе, спорил, разговаривал и считал его интеллектуалом или просто умным и отличным парнем; а сегодня он – бах! – с таким маниакальным возбуждением
Я продолжал испытывать неуёмное чувство тревоги, которое не покидало меня. Возможно, думал я, какая-то отрицательная энергия исходила от Луиса, отрицательно воздействуя на меня. Именно этот негатив и наполнял меня ложным предчувствием надвигающихся неприятных событий. Кто ж знал, что те мои предчувствия были всего лишь безобидными весточками (ягодками-фруктиками) тех странных и не поддающихся объяснению последующих событий, которые произошли в моей жизни в будущем.
Ну а пока что я с интересом и некоторой тревогой продолжал слушать историю португальца, который к тому времени уже порядком подустал и выглядел очень подавленным. Всё чаще он смотрел «невидящим» взглядом в пустоту пространства перед собой, будто там находил своё прошлое, о котором рассказывал.
– Они убили его в том году, спустя месяц после того самого сентябрьского отпуска.
– Мне очень жаль, Луис.
– Я оставил Дэнни одного в комнате буквально на минуты четыре. Вручил ему большую грушу, чтобы он не скучал, а сам пошёл к Люси на кухню, она готовила ужин. Обычно шумный малый, Дэнни эти четыре минуты был неслышный, как никогда. Люси ещё забеспокоилась, зачем я оставил его одного, и просила вернуться к нему в комнату. Но я заверил её, что всё, мол, под контролем: Денни на полу на коврике, я дал ему грушу, и он, скорее всего, занят ею. Спохватились только тогда, когда послышался глухой стук (нам был знаком привычный звук частых падений сына на пол), но в этот раз мы не услышали обычно следующего за этим надрывного плача. Это-то нас и напугало: стук, короткий захлёбывающийся кашель – и тишина. Мы бегом к нему. Дэнни лежал на полу, на спине. Его неподвижные открытые глазки смотрели на свисающую с потолка люстру. Раскинутые в стороны ручки, слегка согнутые в локтях – он так их вскидывал во время сна, – подёргивались в конвульсиях. Изо рта на шею и пол сочился пенный ручеёк слюны и фруктовой мякоти. Рядом валялась единожды надкушенная груша. Её сумасшедшие глаза бешено вращались вокруг своей оси, иногда выпрыгивая из орбит; зубастым кривым ртом груша злобно улыбалась. Безуспешно я пытался освободить лёгкие сына и восстановить дыхание, пока Люси звонила в Службу Спасения, – все попытки оживить Дэнни оказались тщетными. Парень умер, что подтвердили и прибывшие медики, и полицейские…
– А что показало вскрытие?
– Остановка дыхания, асфиксия. В лёгких находилась жидкость… Догадываетесь, какая? Ха, я сразу догадался! Грушёвый сок, доктор. Много грушёвого сока. Он захлебнулся им, словно утопленник речной водой. В лёгких было столько сока, как если бы ему туда залили целую унцию. – Глаза Луиса заблестели. – Похоронили мы его. И трёх лет не исполнилось парню… Полгода психологи таскали Люси по разным клиникам – еле ожила. Думал, свихнётся от горя. Но пришла в себя. Нет, она не ненавидела меня, но считала, что не надо мне было в тот день оставлять Дэнни одного. В чём-то она права. Себя я виню только за то, что дал ему эту чёртову грушу. Но Люси – умничка, она была хорошей женой, понимала меня… Любил я её очень сильно, простите… – Диаш достал носовой платок, вытер слёзы.
– Прости меня, господи! – Стоун снял очки и с сочувствием и опаской уточнил: – Что значит… «была»?
– Док, я перестал посещать казино, и фрукты убили Дэнни. А ведь они предупреждали меня, делали намёки, чтобы я не вздумал оставлять игру, иначе они тогда возьмутся за сына. Но я же не думал, что они на самом деле способны на такое. Это теперь я понимаю: вернись я за игровой автомат, – и семья была жива. Но я же, как вы помните, завязал с играми, завязал окончательно, и больше никогда не вернусь в казино, чем бы они меня не пугали. Я сильнее их. – Луис окинул нас безумным взглядом человека, горем загнанного в угол. – Я не верил им никогда, понимаете? Никогда! До конца не верил, как не верите мне вы…
– Будет вам…
– Месяц назад не стало моей Люси. Всё произошло банально – поскользнулась на кафельном полу кухни на кожуре от банана. На кожуре, хи-хи. Банан убил её. Убил потому, что я не играю уже как год!
Они думают, что таким образом смогут заставить меня вернуться? Нет, они ошибаются. Теперь-то я уже из принципа не стану играть. Они отняли у меня самое дорогое в жизни, и терять мне больше нечего. Мне уж всё одно: сдохну я от болезни какой или от их рук… Ха-ха!!! – Луис нервно засмеялся. – Нет, ну вы слышали? От рук! Я сказал «от рук»! Во, до чего докатился!.. Н-да уж. Как я могу, пережив такое горе, теперь пойти им на уступки? Даже убийством моей семьи эти твари не заставят меня переступить порог казино. Никогда. Конечно, они, в конце концов, доберутся и до меня и убьют. Я это точно знаю, потому что постоянно, каждую ночь, Они предупреждают меня об…