Глеб Белозерский
Шрифт:
Сумбека умерла от чахотки еще при жизни Сартака, рассказав дочери про свои злоключения. Боровчина осталась на попечении старшей жены Сартака, пожилой и властной женщины, которую Глеб видел на свадьбе.
Таков был грустный рассказ Феодоры, который она неоднократно повторяла мужу. Иногда Глеб прибегал к помощи толмача, портного Каллистрата, находившегося среди пассажиров главного дощаника. Он быстро схватывал смысл сказанного, чтобы перессказать Глебу по-русски. Поэтому портной и вошел в круг приближенных белозерского князя.
Иногда Каллистрат подменял
Выйдя однажды на палубу, Глеб подозвал Каллистрата.
– Еще работы тебе прибавится, Каллистратушка, - сказал князь.
– Готов услужить, княже.
– Теперь Аннушку надо по-русски одеть.
– Оденем и Аннушку, - с радостными нотками в голосе сказал Каллистрат.
– Смотрю, приглянулась она тебе.
– А почему бы не приглянуться? Девка справная.
– Рассказал бы, Каллистрат, о себе. Семья-то у тебя есть?
– Вдовец я. Женка Ксенюшка преставилась от неудачных родов.
– Стало быть, жениться вторично надумал?
– А почему бы нет? Коли дозволение с матушкой-княгиней дадите…
– Дадим, если поедешь с нами в Белоозеро и будешь обшивать нас. Да и княгине не хотелось бы расставаться с Аннушкой.
– Ну, это ж, коли пришелся ко двору, рад служить тебе, княже.
Вот и служи на здоровье. Детки-то от покойной жены остались?
– Сынок Владимир. Упрятал его за Волгу к родичам, когда орда к Ярославлю приблизилась. Совсем несмышленыш был, теперь, поди, взрослый уже.
– Думаешь, живой?
– Надеюсь, живой.
– А сколько годков тебе?
– Много уже. Третий десяток к концу подходит.
– А сколько годков Аннушке, разумеешь?
– Двадцать пятый.
– Не боязно на молодухе жениться? Рога не наставит?
– Я ведь мужик еще в полном соку. Заставлю деток нарожать, окружу заботой. Что ей еще надо?
– А она согласна на замужество?
– Прямого разговора об этом пока не было. Но засиделась в девках: почему не дать согласия?
Каллистрат был невысок ростом, бороду подстригал коротко. Проворный, подвижный, этакий живчик. Казался моложе своих лет, несмотря на перенесенный плен. Глеб проводил его словами:
– Все ж подумай еще. С Аннушкой поговори: как она. Если что - обвенчаем вас в Ростове. В Ярославле остановку сделаем. Ты про сына разузнай.
Когда Глеб Василькович уединялся с женой в своей кабине, Анна, ложе которой было отделено в углу плотной занавеской, обычно выходила на палубу. Она часто вступала в долгие разговоры с Каллистратом. Портной, прожив в Орде долгую жизнь невольника, не только свободно говорил по-татарски.
Нередко Глеб, беседуя с женой, попадал в затруднительное положение. Многое из ее слов он не понимал, о многом только догадывался. Часто он никак не мог выразить нужную мысль по-татарски. Тогда призывался на помощь портной.
Вот и на этот раз Глеб не сразу понял, о чем завела речь Феодора.
– Позвать Каллистрата, чтоб помог нам?
Феодора отрицательно покачала головой. Она хотела спросить мужа о чем-то сугубо личном, интимном. Все-таки Глеб с усилием понял смысл ее вопроса. А звучал он так:
– Скажи, Глеб… Я у тебя единственная?
Глеб ответил поцелуем. А она продолжала спрашивать:
– Скажи, я единственная? Русич может иметь две жены, много жен, целый гарем?
– Князь Владимир сперва был язычником и имел много жен. А крестившись, взял одну-единственную, греческую царевну. Наша религия запрещает многоженство.
Феодора поняла, вернее, догадалась, о чем идет речь. Она порывисто обняла мужа, стала целовать его.
– Я рада, мой князь… что ты у меня есть. Ты мой единственный. Ты вырвал меня из этого страшного мира, который зовется Ордой. Ведь жизнь там - рабство. Женщина там рабыня. Ее могут продать, выгнать, сделать наложницей, не считаясь ни с ее волей, ни с чувствами, не спрашивая ее согласия. Такая участь постигла мою маму. Такая же участь могла постичь и меня. Но ты вошел в мою жизнь, как добрый витязь из сказки, и взял меня. Спасибо тебе, добрый витязь, мой единственный.
Глеб Василькович вслушивался в торопливый шепот жены, не понимая ее слов, лишь в общих чертах улавливая смысл. Феодора рада, что покинула Орду. Она вспомнила мать и выразила удовлетворение, что ее не постигла горькая судьба матери. Ее вызволил он, Глеб, русский князь.
А Феодора продолжала:
– У тебя никогда не будет гарема с наложницами. Я твоя единственная. Как это прекрасно! Я нарожаю тебе много, много детей, сыновей и дочерей.
Глеб еще долго слушал прерывистый шепот жены. А когда Феодора умолкла, спросил:
– Говорят, твоего отца умертвили, чтобы угодить Берке, который сам хотел занять ханский трон. Это правда?
– Повтори, Глеб, я не все поняла.
– Может быть, позвать…
– Нет, не надо никого звать. Я уже поняла. Судьба моего отца, Сартака? Его умертвили люди Берке, который рвался к трону. Я даже знаю, кто это сделал.
– Кто?
– Один из приближенных Сартака, который обычно подавал ему напитки. Однажды он подал хану чашу с соком…
– И что?
– Первая жена Сартака, моя приемная мать, случайно видела, как приближенный подсыпал что-то в чашу. Очевидно, это был яд. Отец проболел несколько дней и умер. А вскоре тот приближенный, который подносил бокал, исчез. Теперь ты понимаешь, Глеб, с какой радостью я покинула этот страшный мир - Орду. Как я благодарна тебе…