Глеб Белозерский

Демин Лев Михайлович

Вдова Сартака распорядилась, чтобы принесли личные вещи Феодоры в трех больших берестяных коробах. В основном это была татарская одежда, которую не станешь носить на Руси. Еще было немного драгоценностей: коралловые бусы, две пары золотых серег с каменьями и еще кое-что по мелочам. Позже Феодора призналась мужу, что ценных украшений у нее было значительно больше: дарил отец Сартак, человек добрый, особенно к детям. Но многим воспользовалась ее мачеха, женщина властная и жадная. Феодора ее не любила и побаивалась, поэтому и не захотела ссориться из-за

каких-то там перстней и серег.

Когда наконец новобрачные остались одни, и Феодора почувствовала, что наступило неотвратимое время сближения, она испуганно забилась в угол и затравленно смотрела оттуда на Глеба. Он попытался заговорить с ней по-татарски, с усилиями подбирая слова.

–  Чего ты испугалась, глупенькая?

Феодора ничего не ответила и продолжала смотреть на мужа со страхом.

–  Я тебе не нравлюсь, противен?

–  Не-т… Ты хороший.

–  А если хороший, так не надо бояться меня. Иди же ко мне.

–  Боюсь. Это больно…

–  Напрасно боишься. Ведь хочешь, чтобы у нас с тобой были дети?

–  Хочу.

–  Так иди же ко мне. Дети не получаются от одних только слов - хочу детей.

Глеб не стал очень настаивать или* прибегать к грубой мужской силе. Он не спеша разделся и лег на пышный пуховый матрац, в котором, казалось, можно было утонуть. И накрылся таким же пышным пуховиком, не то одеялом, не то матрацем. Он не заметил, как уснул. Повернувшись среди ночи на другой бок, он почувствовал, что рядом с ним лежит, съежившись калачиком, тихо всхлипывая, Феодора.

–  Прости… За день притомился, устал. Вот и заснул, - стал оправдываться Глеб. Говорил он сбивчиво, путая русские и татарские слова, и Феодора не понимала его. Тогда Глеб сжал девушку крепкой хваткой, покрывая лицо, глаза, плечи, грудь поцелуями.

–  Тебе хорошо, моя радость?

–  Хорошо.

–  А что же ты плакала?

–  Страшно стало. Думала, не нужна я тебе.

–  Как это не нужна? Что ты говоришь? Разве женился бы, коли не нужна.

–  Я думала…

–  Что ты думала?

–  Великий хан заставил тебя взять меня в жены. Ты и послушался хана, хотя я вовсе не была тебе угодна.

–  Угодна, еще как угодна…

Позже Глебу захотелось спросить Феодору - почему она совсем не похожа на татарку. Лицо почти не скуластое, разрез глаз скорее русский. И цвет глаз - не черный, не карий, а совсем необычный, салатно-зеленый. Феодора уразумела по отдельным словам Глеба, что его заинтересовало.

–  Ты русич. Да? Я татарка? Нет, - говорила она короткими фразами.
– Отец Сартак татарин, сын Батыя. Мать нет.

–  Я так и думал. Ты в мать уродилась?

–  Потом расскажу.

Феодора прижалась к Глебу, постепенно освобождаясь от робости. Страсть пришла не сразу. Сперва она подчинялась вынужденному чувству долга, необходимости терпеть мужнины ласки. Потом притерпелась и сама стала их желать. Пришла наконец и страсть, неистовая, пылкая, не характерная для сдержанных в любви русских женщин.

…В один из первых дней совместной

жизни Глеб попросил Феодору показать ему весь свой гардероб, уложенный в берестяные баулы. Одежды у Феодоры было вроде бы и много, да вся она, по мнению Глеба, была типично бусурманской. В баулах лежали шаровары из тонкой прозрачной ткани разных расцветок, длинные не то кофты, не то халаты с яркими вышивками, которые и не застегнешь спереди из-за узости. Обувь - шлепанцы без задников, туфли с загнутыми носами, какие на Руси носят только скоморохи, бархатные туфельки для дома.

–  Все это не для русской княгини, - произнес Глеб, закончив осмотр.
– Нам такое негоже.

Он задумался. Надо было снарядить жену на русский лад, чтоб не стыдно было показать ее родне, брату, матери, ввести в кафедральный Успенский собор. А для этого надо искать портного и обшивать Феодору.

Ему неожиданно помог купец Захар, человек пронырливый, знавший в Сарай-Берке многих полезных людей, сумевший завести влиятельных друзей и среди знатных ордынцев.

–  Тебе нужен хороший портной, который умеет шить женскую одежку. Так?
– спросил он, выслушав Глеба.

–  Нужен.

–  Знаю одного такого. Зовут Каллистрат.

–  Мне все равно, что Каллистрат, что Фома или Ерема.

–  Сейчас им владеет один ханский вельможа, который отстраивает большую усадьбу. Ему каменщики, плотники нужны, а Каллистрат только и умеет, что платья да кафтаны шить. Вельможе он пришелся не ко двору: сделали беднягу землекопом.

–  К чему ты мне это говоришь?

–  А вот к чему. Купи Каллистрата, и пусть он шьет одежку для твоей Феодоры.

–  Станет ли разговаривать со мной вельможа о покупке какого-то землекопа?

–  И не надо с ним разговаривать. Договоришься с управляющим.

Захар свел князя Глеба с управляющим ордынского вельможи, маленьким шустрым татарином. Договорились легко. Русич, не умевший ни плотничать, ни класть кирпичи, ценности не представлял и поэтому был уступлен Глебу за совсем недорогую цену. Белозерский князь привел Каллистрата в юрту, где размещались его люди, и сказал:

–  Размещайся здесь. Будешь обшивать мою княгиню, а потом поедешь со мной на Родину.

–  Храни тебя Бог, княже, - благоговейным шепотом произнес портной.

–  И еще. Скверно от тебя пахнет, Каллистратушка. В бане-то когда мылся?

–  Какая может быть баня у полонянина? Летом иногда в реке плескались.

–  Пусть вскипятят для тебя воду на очаге. Помойся, а обноски свои сожги. Найдем тебе одежонку.

Каллистрат, не найдя слов, прослезился.

Задача с одеждой княгини разрешилась. Оставалось только накупить в лавке у Захара всяких тканей: сукна, шелка, тонкого льняного полотна.

Несколько раз Глеб встречался с Берке. Всякий раз хан спрашивал, доволен ли белозерский князь молодой женой. Глеб отвечал утвердительно. Однажды он спросил Берке - можно ли, когда реки откроются для плавания, отбыть на Родину. Хан ответил согласным кивком головы.