Гленнкилл
Шрифт:
— Джордж! Вечно доставал меня. Никакого уважения. Никакого страха Божьего. Он натравил их на меня! Из мести. Но ведь остальные-то увязли в этом деле куда глубже, чем я! Я только держал рот на замке. Но нет, он нацелился именно на меня. И знаешь, когда я первого из них увидел? На похоронах! Люди быстро ушли. Их можно понять… А я решил… Ладно, теперь это не важно… Я на секунду глянул в один журнал, так, мельком, и тут слышу… Поднимаю глаза: прямо над могильной плитой стоит и щерится на меня… Ростом с человека, а голова,
Голос задрожал и пропал в стакане. Вынырнул из него уже шепот.
— Голова был баранья! Она смотрела мне прямо в глаза! Черный баран. С четырьмя рогами!
Хэм кивнул:
— А на меня напал белый баран. Столкнул меня с обрыва. Очень большой. Сильный, как кабан. И дикий. Это разве нормально? И вот еще. Он был ослепительно белый. Он светился в тумане. Да. Это был необычный баран, скажу я тебе. С тех пор он все время стоит у меня перед глазами, и я спрашиваю себя почему?
Мясник сделал большой глоток. Длинноносый высморкался в носовой платок.
— Я покончил с этим, — пробормотал он. — Я сжег журнал и помолился. А на следующий день ко мне пришла дама, которая будет заниматься туризмом. Наконец нам удалось найти такую. И мне нужно было ввести ее в курс дела. Я, конечно, смотрел на нее, может быть, слишком плотски. И в окне вдруг появляется демон. Снова в облике барана. Нет, не черный, а седой. С огромными рогами и черными крыльями. Ростом с человека. Разумеется, даму я тут же отослал к Бесс. Говорю тебе, при виде овец у меня с тех пор мурашки по спине бегают.
Мясник опрокинул остатки золотистой жидкости в рот и с сочувствием посмотрел на Длинноносого.
— У меня тоже. Знаешь, они сказали, что в больнице я был всего одну ночь, а для меня эта ночь — как неделя. Я все время думал о Кейт, я не смог ее забыть, хотя она и вышла замуж за Джорджа. Из-за нее я и купил эту камеру, чтобы вечером еще раз увидеть, как она покупала у меня индюшачьи грудки. И голос…
Мясник мечтательно уставился в пустоту.
— Не возжелай жены… Но ведь я до нее даже не дотронулся, можешь мне поверить. А что еще? Я даже ни при чем в этом деле с Маккарти, а ведь он мне мог напакостить больше всего. Единственная моя вина — это бойня. Но ведь кто-то должен этим заниматься.
Мясник со стуком поставил пустой стакан на стол.
— Теперь мне отмщение за все, — прошептал Длинноносый. — За каждую греховную мысль, за каждую. Но он меня преследует даже в церкви. Это меня совсем доконало. Представь, в храме Божьем! Я был в исповедальне… хотел поговорить с Габриэлем. Он пришел, мы разговаривали. А потом… Ужас, Хэм, настоящий кошмар. Вдруг исповедальня наполнилась адской вонью, голос превратился в отвратительное блеяние, я отдергиваю занавеску и вместо Габриэля вижу… черного барана, и челюсти его что-то перемалывают. Семирогий, как зверь Апокалипсиса!
Он всхлипнул.
Хэм
— Если забивать их неправильно, то я виноват. Тогда все справедливо.
Он хлопнул по креслу на колесиках.
— Если же правильно, то тогда это вопиющая несправедливость. Но нигде не сказано, что овец нельзя забивать. В Библии нет ни слова об этом.
— Отмщение, — выдохнул Длинноносый и вздрогнул. — «Мне отмщение и аз воздам», — сказал Господь. Я должен был объяснить им это тогда… Вот в чем была моя задача. Слишком поздно. Теперь мщением занялись те, снизу.
Рука Длинноносого затряслась, указав на пол.
— Есть только два варианта, — сказал Хэм. — Либо я становлюсь вегетарианцем, как Бесс. Либо я докажу им, что со мной так обращаться нельзя. Белый баран! Безмозглая тварь, одни инстинкты… Но ведь и я тоже безмозглая тварь. Все, что мы видим, это ведь… только маски, понимаешь? А за ними кроется суть. Я не знаю какая, но знаю точно, что это был белый баран. Уж я до него доберусь. Он мне за все заплатит!
Хэм уперся руками в стол, пытаясь встать. Но приподнялся лишь слегка и со вздохом, как мешок, плюхнулся назад.
Рядом с Мапл вдруг что-то зашевелилось. Захрустел гравий. Моппл Уэльский отпрянул от окна и поглядел в сторону калитки.
Мапл с упреком посмотрела на него.
— Мельмот велел стоять до тех пор, пока не исчезнет страх. — Моппл изо всех сил старался выглядеть спокойным.
— Но это важно! Может быть, они опять заговорят о Джордже. И мы узнаем что-то еще об убийстве. Ты ведь самый памятливый!
В этот момент в доме мясника что-то грохнуло, сердце Моппла испуганно сжалось.
— Там что-то случилось, — ободряюще сказала Мапл, — пойдем, ты должен все запомнить.
В темноте рейки садовой ограды были похожи на острые зубы. От ветра садовая калитка зловеще скрипела. Мысль вернуться в стадо в одиночестве, да еще ночью, больше не привлекала Моппла, и он опять протиснулся между Отелло и Мапл, отважно уставившись в окно.
Со стола упала бутылка, из нее вытекала жидкость. Длинноносый держал стакан двумя руками. Хэм завороженно смотрел на темную, как кровь, лужу, растекавшуюся по столу.
— Дело не в твоей мерзкой душонке, — почти прошептал он. — Грех не грех, покайтесь, и Господь простит… Ты ведь ни капли не веришь в то, о чем талдычишь каждое воскресенье?! Твое идиотское целомудрие меня совершенно не интересует. А вот то, что тебе было наплевать на Алису, настоящее свинство! За это я тебе продыху не дам, пока жив.
Овцы видели, что гнев мясника заставил Длинноносого оторваться от стакана.
— Это она меня бросила, — сказал он грустно, сразу протрезвев. — А не наоборот. Чего я только для нее не делал. Все! Даже сейчас я в каждой женщине вижу только ее. Это мой рок. Эта… ведьма.