Глиф
Шрифт:
замысловатое
Его звали Билли Джо Боб Рой, полковник Билли Джо Боб Рой, и он возглавлял департамент Дрессировки и единоначального пользования адаптивных ребятишек с теоретически аномальным мышлением естественно-неофитского типа (ДЕПАРТАМЕНТ) при Пентагоне и был подотчетен непосредственно Объединенному комитету начальников штабов и Президенту Соединенных Штатов. Полковник Билл Рой носил на груди все двести шестнадцать «Пурпурных сердец», [189] которыми был награжден за «борьбу с желтой угрозой» во Вьетнаме. Из-за медалей полковник кренился набок,
189
Медаль « Пурпурное сердце» в американской армии вручается за одно боевое ранение.
Полковник Билл Рой имел шесть футов три дюйма роста и был широк в плечах. Он начищал ботинки до нестерпимого блеска и носил очки с темными зеркальными стеклами как в помещении, так и на улице. Полковник Билл летал на собственном реактивном самолете «F-5E Фантом II» по всей стране и однажды получил выговор, когда чуть не задел башню в О'Хэйре. [190] Сейчас его истребитель стоял в ангаре на базе военно-воздушных сил в Марче, под калифорнийским Риверсайдом. Из Марча полковник пригнал новенький оливково-зеленый «хаммер» на север в Кармел, где со своей командой из центра Целевого набора и тестирования ребят, центра ЦЕНТР, обосновался на заброшенных площадях разорившейся инвестиционной компании. Центр ЦЕНТР департамента ДЕПАРТАМЕНТ работал круглосуточно, изучал наводки и решал, тратить ли на тех или иных детей государственные ресурсы и время.
190
Чикагский аэропорт, один из крупнейших в мире.
Полковник Билл никогда не спал. Полковник Билл снимал одежду только раз в день, чтобы принять душ, а потом надевал чистый мундир. В мундире он отжимался, качал пресс и подбородок. Он пробегал три мили и проплывал шесть кругов в мундире, а потом шел в душ. Полковник Билл всегда держал в белоснежных зубах трубку. Полковник Билл говорил рокочущим голосом и присвистывал на «с».
– Как субъект, Нанна? – спросил полковник Билл. И перекинул трубку из левого уголка рта в правый.
– Хорошо, – сказала Нанна. – Думаю, это то, что нужно. Действительно одаренный.
Полковник Билл кивнул:
– Сколько еще?
– Пока не знаю. Он сопротивляется, но я его сбила с толку. Ужасно умен, но по крайней мере физически беспомощен. Лишение сна не помогает, потому что он не спит. Едой интересуется мало. Любит книги. Читает все, очень критичен. Его так просто не проведешь.
Полковник Билл уже отжимался от пола.
– Похоже, ты неплохо контролируешь ситуацию.
– Да, сэр.
– Двадцать семь.
– Когда вы захотите увидеть субъекта?
– Тебе решать. Тридцать три. Думаю, спешить не надо, как и планировалось. Пусть привяжется к тебе, тогда и пустим его в дело.
мост
Написать что-нибудь – значит произвести знак, образующий некие неразборчивые каракули, которые, в свою очередь, способствуют напусканию тумана, и мое последующее легкомыслие не отменит их действительность и не спасет от капитуляции, капитуляции опять же перед писаками и расшифровкой. Чтобы писанина была писаниной, она должна сохранять свою функцию и оставаться неразборчивыми каракулями, даже если существо, называемое автором, уже не слышит ругательств или похвалы за писанину, за то, что оно нацарапало, – условно говоря, оно прячется, или погибло от собственных рук, или же в целом не способно совладать, avec [191] своем однозначно буйном и модном замысле или подходе, с перенасыщенностью и широтой своих идей, того самого, что, видимо, написано «от его имени». [192]
191
При ( фр.)
192
ennuyeux
193
До бесконечности (лат.).
Мадам Нанне удалось провезти меня по деревне так, что никто и бровью не повел. Казалось даже, что она произвела благоприятное впечатление почти на каждого, а я стал всеобщим любимчиком. В одном магазине за прилавком светился телевизор. Продавец смотрел его, непрерывно хрустя какой-то едой, а мадам Нанна перебирала вывешенные блузки и все такое прочее. На экране полицейские толкали и запихивали, или, по выражению диктора, «конвоировали», доктора Штайммель, Бориса и доктора Дэвис в фургон. В нескольких шагах за ними, тоже в наручниках, шел шимпанзе Рональд. Рядом стояли мои родители и Ролан Барт с болтающейся сигаретой в губах. Журналист сунул матери в лицо микрофон.
194
Указание, соотнесение (греч.) –понятие лингвистики (например, употребление указательных местоимений).
195
Деление (лат.).
– Пожалуйста, кто вы там, верните нашего ребенка. Забирайте все, что у нас есть. Только верните нам Ральфа. – Она повернулась и уткнулась в отцовскую грудь.
Отец сказал в камеру:
– Это чудовище, эта Штайммель, украла нашего сына. Пожалуйста. Пожалуйста, верните его.
Потом микрофон оказался перед Бартом, который улыбнулся и сказал:
– Что меня смущает, так это двоякость вопроса. Ребенок, по крайней мере, я считаю его ребенком, и вы тоже должны так считать, похищен, затем его спасают похищением, но он так и не будет спасен, поскольку второе похищение, почти как второе пришествие, если уж на то пошло, есть не более чем похищение и ребенок мог быть свободен всего один миг, в этой синаптической 1щели между руками похитителей, как в мгновение между мыслью и отсутствием мысли – ну что ж, наверно, малыш совсем запутался, но и многое понял. Вы знаете, я француз.
Репортер сказал:
– Итак, вы слышали странную историю ребенка, похищенного у похитителей. Вот фотография маленького Ральфа.
Ребенок на фотографии выглядел точно так же, как все дети мира. Как по ней можно меня узнать? Ma не упомянула, что я читаю и пишу, а, кроме этого, я ничем не выделялся среди прочих – от горшка два вершка плюс недержание. Продавец взглянул на меня в упор и улыбнулся.
Пространство между окончаниями двух нейронов, через которое проходит нервный сигнал.
– Милый малыш, – сказал он мадам Нанне.
Мадам Нанна пристегнула меня к креслу своего универсала и отвезла обратно, то есть неизвестно куда. Вернувшись в комнату, я обнаружил, что мне там спокойнее – несомненно, именно этого состояния и добивались похитители. Вряд ли они рассчитывали, что я приму няню за вторую мать, но явно пытались навести между нами мосты с помощью внушенной зависимости. В каком-то смысле, полагаю, это являлось необходимым следствием строгой и продолжительной изоляции, и единственный и исключительный контакт с мадам Нанной обязан был взрастить некоторую дружбу. Я напоминал заключенного в тюрьме, затерянной посреди пустыни; заблудившись вне ее стен, я приполз бы обратно, к единственной существующей для меня точке ландшафта. План был неглупый, но я был Ральф.