Глиняная Библия
Шрифт:
После телефонного разговора с Ахмедом Ив Пико очень обрадовался. Хусейни сообщил ему хорошую новость: правительство Ирака согласилось дать разрешение на вывоз найденных в раскапываемом храме предметов за границу для последующей организации выставки в разных странах. А еще Ахмед сказал, что он и Клара будут участвовать в работе этой выставки в качестве представителей своей страны. Однако Пико должен был подписать документ, согласно которому он возьмет на себя всю ответственность за сохранность вывозимых предметов, и конечно же, он должен был гарантировать их возврат иракскому народу.
В конце разговора
Клара отнеслась к этому известию равнодушно. Единственной ее заботой сейчас был дедушка, и ее не очень волновали решения, принятые в Багдаде. Впрочем, Кларе время от времени очень хотелось оказаться в этих краях с желтой землей одной, без Пико и его коллег. Да, она тосковала по тому ощущению уединенности, отстраненности от мира, которое человек может почувствовать в окружении лишь близких ему людей.
Альфред Танненберг постепенно приходил в себя. Он каким-то чудесным образом сумел оправиться после кровоизлияния в мозг. Тем не менее доктор Наджеб неустанно твердил Кларе что улучшение состояния ее дедушки обманчиво.
И в самом деле: старик уже не мог ни говорить, ни двигаться. Иногда казалось, что он узнает Клару, а иногда его взгляд устремлялся куда-то далеко-далеко – в те места, о которых окружающие его в этот момент люди не могли даже догадываться.
– Хозяину нужно переехать из этого госпиталя, – настаивала старая Фатима.
Она была убеждена, что Танненбергу будет лучше под ее присмотром в его маленьком домике, чем в полевом госпитале. Однако доктор Наджеб твердо стоял на своем.
Клару больше всего угнетало то, что она не имела никакого представления, в какие именно места мысленно переносился ее дедушка. Она неотлучно находилась возле него и совсем перестала ходить на раскопки, хотя и знала обо всем, что там происходит, – по рассказам Марты.
Как-то под вечер, когда Клара сидела рядом с дедушкой и держала его руку в своих руках, старик вдруг начал что-то бормотать. Слова, которые он произносил, для Клары были совершенно непонятны. Ей показалось, что она различила одно слово из немецкого языка – родного языка дедушки, однако она совсем не понимала, что он говорит.
Танненберга, похоже, что-то волновало. Он попытался пошевелиться. В его глазах сверкал гнев. Доктор Наджеб не мог дать никакого объяснения поведению старика, а Клара запретила врачу вводить ее дедушке успокаивающие средства, так как была уверена, что к старику еще может вернуться дар речи. Клара убедила Наджеба, что необходимо усадить дедушку в кресло и дать ему подышать теплым вечерним воздухом. Фатима тоже считала, что от этого ему «полегчает».
Сев рядом с дедушкой, Клара с удивлением заметила, что он с интересом смотрит по сторонам, как будто видит все это первый раз в жизни. Заметив, что он улыбнулся, Клара от избытка чувств засмеялась.
– Дедушка, дедушка, ты меня слышишь? Дедушка, ты узнаешь меня? Дедушка, пожалуйста, поговори со мной. Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?
Альфред Танненберг широко раскрыл глаза и стал скользить
Он посмотрел на сидевшую рядом с ним женщину. Она что-то говорила, но он ничего не понимал. Да, это была она, Грета, хотя он и не помнил, чтобы она поехала вместе с ним в это путешествие. Он закрыл глаза и, вдохнув ароматный вечерний воздух, почувствовал себя полным жизненных сил. Ему было хорошо, и он не обращал внимания на то, что кто-то пытается с ним заговорить и тем самым вырвать его из умиротворенного состояния, в котором он находился.
32
– Танненберг, вы меня слышите? Танненберг, я с вами разговариваю! Вы меня слышите?
Юноша открыл глаза и равнодушно посмотрел на человека, пытавшегося с ним поговорить.
– Что вам нужно, профессор?
– Вы сейчас должны трудиться вместе со своими товарищами. Я велел вам идти работать возле западной стены, а вы здесь спите.
Я отдыхаю. Отдыхаю и жду почту. Мне очень хочется узнать, что происходит в Берлине.
– Возвращайтесь на раскопки! Вы ничем не лучше других!
– Да нет, лучше! Я нахожусь здесь, потому что моя семья платит вам и финансирует эту экспедицию. Все люди здесь, по сути, – мои работники.
– Да как вы смеете?!
– Вы, профессор, – бесстыжий еврей! Мой отец не должен был поручать вам возглавить эту археологическую экспедицию.
– Ваш отец мне ничего не поручал, меня сюда направил университет!
– Да ладно, профессор, а кто самый щедрый спонсор нашего университета? Вы и профессор Вессер уж два года сидите в Сирии – и только благодаря пожертвованиям, сделанным университету. Почему вы не возвращаетесь? Вам следует быть там, где теперь находятся все евреи. Когда-нибудь ректору университета еще придется ответить за то, что он держит вас здесь.
Профессор – человек суровой внешности и преклонного возраста – уже открыл было рот, чтобы что-то возразить, но его отвлекли крики бегущего в его сторону мальчика.
– Профессор Коэн, вас зовут! Срочно!
Профессор подождал, пока мальчик подбежал к нему.
– Что случилось, Али?
– Профессор Вессер хочет, чтобы вы к нему пришли. Он говорит, что на тех табличках есть что-то удивительное.
Юный Али улыбался: он был очень доволен тем, что ему повезло устроиться на работу к этим чудакам, которые рыли землю, пытаясь найти древние статуи, и почему-то интересовались кусками глины с выдавленными на них непонятными значками.
Профессор Вессер и профессор Коэн руководили группой молодых людей, приехавших в Харран на раскопки. Скоро они должны были уехать, потому что уже начался сентябрь, а в прошлом году они уехали именно в это время. «Но они вернутся, – думал Али. – Вернутся, чтобы искать эти куски глины, которыми они так сильно интересуются».
Профессор Коэн пошел вместе с Али к колодцу, находившемуся в нескольких сотнях метров от места раскопок, проводимых здесь вот уже несколько месяцев. Он даже не заметил, что вслед за ним пошел и Альфред Танненберг, которому стало интересно, что же такое удивительное мог обнаружить профессор Вессер.