Глиняные кулаки

Бородин Стас

Над толпой поплыла нехитрая мелодия литургии, подхваченная тысячей глоток. Звук постепенно нарастал, вибрируя, взлетая до самых небес и падая к шуршащему галькой прибою.

Казалось, что сам город плачет, оплакивая свою судьбу, перед лицом неумолимого врага.

Ниал склонился к самому уху Элиседа и закричал, тщетно пытаясь перекрыть пение толпы.

– Если бы у них было столько храбрости, сколько религиозного пиетета, город никогда бы не достался гонкорцам!

Элисед улыбнулся.

– Паару

еще ни разу не взяли штурмом, – он кивнул на открытые рты и выпученные в экстазе глаза, окружающие их со всех сторон. – Они всегда открывали ворота сами!

Преподобный Сэфраель внезапно замолчал, и резко опустил руки вниз, словно дирижируя огромным хором. Пение оборвалось на полуслове, и над городскими стенами повисла напряженная звенящая тишина.

– Да защитит нас всемогущий Господь! – руки священника как птицы взлетели вверх. – Да покарает он проклятых еретиков, поднявших руку на дом его!

Элисед как по команде вместе со всеми обернулся, глядя на зияющие дырами купола храма Орвада.

– Будьте вы прокляты! – прокатилось над толпой. Лица горожан помрачнели, а кулаки сжались. Даже стоящий по соседству старикашка, тянул к небу крохотный трясущийся кулачок.

– Похоже, еще не все потеряно, – прошептал Ниал. – Он разом превратил стадо овец, в свору злобных собак!

Священнослужитель гордо вскинул голову, и ни на кого не глядя, принял из рук лекарей сверток с пищащим младенцем.

Толпа затихла, затаив дыхание, наблюдая за возвышающейся над крепостными стенами худощавой фигуркой в монашеской рясе.

Прижав младенца к груди одной рукой, преподобный Сэфраель вытянул вторую в сторону гонкорского флагмана, и принялся молиться на древнем паарийском, ритмично раскачиваясь из стороны в сторону.

В воцарившейся тишине слова древней молитвы падали как железные ядра, тяжелые, грозные, беспощадные.

– Ор эт нарр мерару панкарей но, – рука священнослужителя дрогнула, а колени на миг подогнулись, словно на него сверху обрушилась непомерная тяжесть. Стражники, поддерживающие импровизированный помост тоже застонали и закачались.

Выпрямив спину и расправив плечи преподобный Сэфраель продолжил молитву.

– Ану тарнар нарр мерару дио но! – трепыхающийся в руках священнослужителя младенец внезапно затих, а пеленки тут же насквозь пропитались кровью.

– Это какая-то магия! – засипел Ниал в ужасе, отшатнувшись от перил назад. – Глазам своим не верю!

Дрожа от возбуждения, Элисед подался вперед, боясь пропустить хоть слово из жуткого ритуала, который свершался прямо перед его глазами.

– Но дио рокур донтур эт нарр! – закричал преподобный Сэфраель и швырнул безжизненное тело младенца вниз.

Окровавленная ладонь поднялась вверх, и стены Паары затряслись.

Толпа застонала, следя за кувыркающимся крошечным

свертком, а по воде гавани побежала рябь.

Флагман "Исполин" закачался на волнах. Якорные цепи натянулись, а выстроившееся на палубе воинство смешало свои ряды, хватаясь друг за друга и валясь в беспорядке на палубу.

С громким хрустом реи переломились и рухнули вниз, увлекая за собой десятки матросов, свернутые паруса и обрывки рангоута. Корабль закачался, и Элисед увидел, как быстро захлопываются пушечные порты.

– Эну нурр артанаэль! – голос преподобного Сэфраеля сорвался на визг, а платформа под его ногами заходила ходуном.

Три толстенные мачты переломились как спички, и рухнули за борт. "Исполин" накренился, и с палубы в воду посыпались закованные в сталь солдаты.

Стены Паары вновь задрожали, на этот раз от восторженного вопля тысяч глоток.

Гонкорский флагман выглядел так, будто бы его сжимала огромная рука. Его борта крошились, проваливаясь во внутрь, словно под напором невидимых пальцев, а сверкающие пушки сыпались на головы цепляющихся за обломки матросов, сквозь чудовищные проломы.

– Всемогущий Орвад покарал еретиков и богохульников! – закричал преподобный Сэфраель, вытирая со лба пот окровавленной ладонью. – И так будет с каждым, кто посягнет на его священный оплот, на благословенную Паару!

На лице священника появилась торжествующая улыбка.

– Слава Орваду! – закричал он, потрясая кулаками.

– Слава Орваду! – от оглушительного рева толпы у Ниала зазвенело в ушах. Он вцепился в привалившуюся к парапету марионетку и закрыл глаза.

Преподобный Сэфраель с гордым видом повернулся к толпе, разводя руки в стороны, словно пытаясь обнять весь город.

Сквозь разрыв в черных тучах пробился тонкий луч солнечного света, и заключил священника в золотистый сверкающий кокон, особенно ослепительный на фоне темного моря.

Ахнув, толпа рухнула на колени, склоняя головы и поднимая вверх руки.

Священник оглядел свою паству, и улыбнулся. Из его рта хлынула черная кровь, а надменное торжествующее выражение лица сменилось гримасой ужаса.

Кровь брызнула из глаз и ушей преподобного, будто бы он был фонтаном, стоящим на площади Победителей.

Хрипя и давясь, священник царапал скрюченными пальцами горло, однако кровь продолжала хлестать пуще прежнего.

– Вот она, расплата, – лицо Элиседа побледнело. – Я знал, что все это закончится чем-то эдаким!

Юноша повернулся к Ниалу и в глазах у него блеснули слезы.

– Ведь век чародеев давно прошел, и его уже не вернуть, как бы нам этого не хотелось!

Оглушительный взрыв прозвучал со стороны моря, когда огонь, наконец, добрался до крюйт-камер "Исполина", набитых до самого верха чинна.