Глобализация: тревожные тенденции
Шрифт:
Некоторые люди, не в международных финансовых институтах, а в академических кругах, задавались вопросом: а было ли на самом деле чудо? «Все», что происходило в Восточной Азии, сводилось, по их мнению, к накоплению больших сбережений и их умелому инвестированию! Но такой взгляд на «чудо» упускает главное. Ни одна другая группа стран в мире не добилась такой нормы сбережений и такого удачного размещения инвестиций. Именно государственная политика обеспечила странам Восточной Азии одновременное достижение обеих целей{9}.
Когда разразился кризис, многочисленные критики региона ликовали: их оценки оправдались. Получалось любопытное логическое несоответствие: они отказывались признать заслуги правительств региона в успехах предшествующей четверти века, но спешили возложить на них ответственность за неудачи.
Бессмысленно спорить ,о том, можно ли это назвать «чудом»: рост доходов и сокращение бедности в Восточной Азии за последние три десятилетия были беспрецедентными. Все, кто посещал эти страны, не могли не поражаться трансформации, связанной с развитием; переменам не только в экономике, но и во всем обществе. Их отражали все статистические данные, какие только можно себе представить. Тридцать лет назад тысячи рикш надрывались за мизерную плату; сегодня они используются как аттракцион для туристов, наводняющих регион и желающих сделать снимок на память. Сочетание высокой нормы сбережений, государственных вложений в образование и направляемой государством промышленной политики способствовало превращению региона
В момент возникновения кризиса на Западе не сумели оценить его масштабов. Когда у президента Билла Клинтона попросили помощи Таиланду, тот отмахнулся, заметив, что коллапс бата - это просто «небольшая лужа на пути» к экономическому процветанию{10}. Подобную уверенность и невозмутимость Клинтона разделяли финансовые лидеры мира, собравшиеся на ежегодное собрание МВФ и Всемирного банка в Гонконге в сентябре 1997 г. Руководители МВФ были настолько уверены в своих рекомендациях, что даже попросили внести изменения в Устав организации, разрешающие оказывать более сильное давление на развивающиеся страны, чтобы заставить их либерализовать рынки капитала. Тем временем лидеры азиатских стран, и в особенности министры финансов, с которыми я встречался, пребывали в ужасе. Они считали, что источником их неприятностей являются «горячие деньги», поступившие в их страны после либерализации рынков капитала.
Понимая, что главные трудности еще впереди, что кризис нанесет опустошительный урон их экономикам и их обществам, они опасались, что политика МВФ помешает им предпринять действия, которые, по их мнению, могут предотвратить кризис, что Фонд будет настаивать на такой политике, которая усугубит негативные воздействия кризиса на экономику их стран. Однако они чувствовали, что бессильны сопротивляться. Они даже знали, что могут и что нужно сделать для того, чтобы предотвратить кризис и минимизировать ущерб. Знали они и то, что МВФ осудит их, если они предпримут эти действия, и опасались, что в результате начнется бегство иностранного капитала. В результате только Малайзия осмелилась пойти на риск и навлечь на себя гнев МВФ. И хотя политика премьер-министра Махатхира, пытавшегося удержать на низком уровне процентные ставки и одновременно затормозить стремительный отлив спекулятивных денег из страны, подверглась нападкам со всех сторон, спад в Малайзии был более коротким и менее глубоким, чем в любой другой стране{11}.
На встрече в Гонконге я предлагал министрам стран Юго-Восточной Азии некоторые совместные действия. Если бы эти страны ввели валютный контроль - контроль, нацеленный на предотвращение ущерба, который нанесет бегство спекулятивного капитала из их стран,- путем координированных действий, они смогли бы противостоять давлению, которое, несомненно, было бы оказано на них международным финансовым сообществом, и таким образом смогли бы оградить свои экономики от беспорядков на мировых рынках. Министры намерены были встретиться к концу года с целью выработки плана. Но едва они распаковали свои чемоданы, вернувшись из Гонконга, как кризис охватил сначала Индонезию, а в начале декабря и Южную Корею. Тем временем и другие страны подверглись атакам валютных спекулянтов - от Бразилии до Гонконга. Они выдержали эти атаки, но очень дорогой ценой.
Кризис развивался по двум характерным схемам. Одна из них наиболее ярко проявилась в Южной Корее - стране с впечатляющей историей экономического роста. Возрождаясь из руин, оставленных Корейской войной [28] , Южная Корея сформировала стратегию роста, в результате которой за тридцать лет ее душевой доход увеличился в восемь раз, резко сократилась бедность, грамотность стала всеобщей, и Южная Корея далеко продвинулась в ликвидации технологического разрыва в сравнении с наиболее передовыми странами. К концу Корейской войны страна была беднее, чем Индия; к началу 1990-х годов она присоединилась к Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), клубу передовых промышленных стран. Корея сделалась крупнейшим в мире производителем компьютерных чипов, а ее огромные конгломераты «Самсунг», «Дэу» и «Хюндай» производили товары, известные во всем мире. Но если в начальный период трансформации Корея жестко контролировала свои финансовые рынки, то впоследствии под давлением Соединенных Штатов она вынуждена была, хотя и неохотно, разрешить своим фирмам делать займы за рубежом. Однако, делая займы за рубежом, фирмы открыли себя превратностям международного рынка: в конце 1997 г. по Уолл-стрит поползли слухи, что Южная Корея испытывает трудности, что она не в состоянии осуществить ролл-овер кредитов [29] западных банков, по которым наступают сроки платежей, и что у нее нет резервов для их возврата. Такие слухи часто становятся самоосуществляющимися пророчествами. До меня дошли эти слухи во Всемирном банке задолго до того, как они появились в газетах, - и я знал, что это означает. Банки, еще незадолго до этого стремившиеся давать деньги в долг Корее, решили не пролонгировать свои кредиты. Как только это решение было принято, пророчество осуществилось, и в Корее начались трудности.
28
Корейская война (1950-1953) велась между Северной Кореей (КНДР), поддерживаемой китайскими добровольцами, и Южной Кореей, поддерживаемой коалицией капиталистических стран во главе с США. С 1904 г. Корея находилась под японской оккупацией. На исходе Второй мировой войны (1945) между Советским Союзом и его западными союзниками было достигнуто соглашение о разделе освобожденной
– Примеч. пер.
29
Продление срока кредита путем его возобновления: техническое погашение кредита с одновременным предоставлением нового (в том числе на новых условиях).-Примеч. пер.
События по второй схеме развернулись в Таиланде, где вина за развязывание кризиса лежит на спекулятивной атаке (в сочетании с высоким уровнем краткосрочной задолженности). Спекулянты, считавшие, что произойдет девальвация, пытались превратить баты в доллары, пользуясь свободой конвертируемости, т.е. возможностью обменивать местную валюту на доллары или любую другую валюту, что можно было сделать легко. Но когда спекулянты продают валюту, ее курс падает, и пророчество самоосуществляется. Противодействуя этому, правительство обычно старается поддержать отечественную валюту. Оно продает доллары из своих резервов (их страна откладывает на черный день, чаще всего в долларах), покупая местную валюту, чтобы не упал ее курс. Но в конце концов у правительства кончаются валютные резервы. Валютный курс резко летит вниз. Спекулянты довольны. Они оказались правы. Они теперь могут снова скупать валюту и получать жирную прибыль. Норма рентабельности может быть колоссальной. Допустим, что спекулянт обращается в тайский банк и занимает 24 млрд. батов, которые он по существующему курсу обращает в 1 млрд. долл. Через неделю валютный курс падает, вместо 24 батов за доллар он теперь составляет 40. Спекулянт конвертирует 600 млн. долл. в 24 млрд. батов и возвращает кредит. Оставшиеся 400 млн. долл. составляют его прибыль - хорошее вознаграждение за неделю работы с минимальным вложением собственного капитала. Уверенный в том, что ревальвации бата не будет (т.е. курс не возрастет с 24 батов за доллар, скажем, до 20), спекулянт почти ничем не рискует; в худшем случае курс не изменится, и он потеряет проценты по кредиту за одну неделю. По мере того как ощущения неизбежности девальвации возрастают, шансы сделать деньги становятся неотразимо притягательными, и спекулянты со всего мира слетаются, чтобы воспользоваться ситуацией.
Если кризис развивался по знакомым схемам, такими же были и ответные меры МВФ: он сделал выброс огромной суммы денег (общая сумма выкупных пакетов, включая средства, выделенные «большой семеркой», составляла 95 млрд. долл.){12} для того, чтобы азиатские страны могли поддерживать валютный курс. Как полагали в МВФ, если рынок уверует в то, что в сундуках достаточно денег, не будет смысла атаковать валютные курсы, и таким образом «доверие» будет восстановлено. Но эти деньги послужили другим целям: они позволили странам обеспечить долларами свои фирмы, чтобы те смогли возвратить западным банкирам их кредиты. Иначе говоря, это было частью выкупа плохих кредитов для международных банков, частью выкупа долгов стран-должников; кредиторы в результате не должны были в полной мере отвечать за последствия того, что они выдали плохие кредиты. А страна за страной, где с помощью денег МВФ валютный курс временно поддерживался на завышенном неустойчивом уровне, испытывали последствия иного рода: богатые люди внутри страны использовали возможность конвертировать свои деньги в доллары по выгодному обменному курсу и переводить их за границу. Как мы увидим в следующей главе, наиболее вопиющие примеры этого происходили в России после выдачи кредита в июле 1998 г. Это же явление, называемое более нейтрально - «бегством капитала», сыграло ключевую роль в серьезном кризисе, охватившем Мексику в 1994-1995 гг.
МВФ сочетал кредиты с условиями в едином пакете, который, как предполагалось, должен был разрешить проблемы, ставшие причинами кризиса. На эти условия, так же как и на деньги, возлагалась задача побудить рынки к пролонгированию кредитов, а спекулянтов - к поиску легкой Наживы в других местах. Ингредиенты этих программ неизменно включали высокие процентные ставки, в случае Восточной Азии - гораздо более высокие ставки плюс сокращение государственных расходов и повышение налогов. Они включали также «структурные реформы», т.е. изменения в структуре экономики страны, в которой, по мнению МВФ, коренились проблемы. Для Восточной Азии не только навязывались такие условия, как повышение процентных ставок и сокращение государственных расходов, но и выдвигались дополнительные условия, требовавшие от страны политических и экономических перемен, коренных реформ - увеличения открытости экономики, прозрачности и лучшего регулирования финансового рынка, равно как и более мелких реформ, например отмены монополии на гвоздику (пряности) в Индонезии.
МВФ уверял, что, навязывая эти условия, он следовал своему долгу и ответственности. Предоставляя миллиарды долларов. Фонд считал, что несет ответственность не только за то, чтобы кредиты были возвращены, но и за то, чтобы страны «осуществляли правильные действия» для восстановления своего экономического здоровья. Если макроэкономический кризис был вызван структурными проблемами, нужно было браться за решение этих проблем. Широкий спектр условий означал, что страны, принявшие помощь МВФ, должны были отказаться в значительной мере от своего экономического суверенитета. Часть возражений против программ МВФ основывается именно на этом, как и на том основании, что в итоге подрывается демократия; другие возражения - на том, что некоторые условия не помогали (и, что можно доказать, не были для этого предназначены) восстановить экономическое здоровье страны. В главе второй уже говорилось об условиях, не имевших никакого отношения к возникшим проблемам.