Глобальное политическое прогнозирование
Шрифт:
Здесь не место развивать темы, относящиеся к философской онтологии. Но выделение признаков, отличающих континентальную мировоззренческую систему от океанической, сегодня совпадает с общей междисциплинарной тенденцией все более тщательного различения манипулятивно-виртуальных исчислений от реальных, натурных. Такая тенденция, например, четко прослеживается в экономической науке, где монетаристской экономике, ориентированной на динамику цен, противостоит физическая экономика, ориентированная на показатели натурального приращения богатства { См.: Ларуш Л. Физическая экономика. М.: 1997. } .
Отрыв производства денежной прибыли от реального производства позволяет создавать видимость экономического благополучия (при
Некогда наши "рыночники", критиковавшие советскую экономическую систему за ее ориентацию на физический "вал", призывали восстановить статус рыночного потребителя в качестве арбитра, определяющего, какое экономическое поведение является правильным, а какое нет. Но оказывается, что обществу необходимо, не доверяясь невидимой руке рынка, учитывать качество самого рыночного потребителя. Потребитель таких товаров как наркотики или таких услуг как проституция неуязвим по монетаристским критериям, но всем понятно, что в качестве арбитра, отделяющего правильное экономическое поведение от неправильного, он явно не годится. Словом, качество физической экономики, производящей реальные товары, а не мнимые экономические ценности или антиценности, неотделимо от качеств потребителя, в том числе нравственных — обстоятельство, выходящее за пределы монетаристского разума.
Итак, в экономической области человечеству нужна мощная континентальная идея, связанная с возвращением экономическим отношениям их естественного социального смысла — обеспечения людей средствами существования. Сегодня все мы являемся жертвами отделения производства прибыли от производства реальных благ, что характерно для пиратской экономики. Положение усугубляется тем, что океаническое пиратство претендует на власть над миром и откровенно требует от других, под видом "открытого общества", демонтажа всех границ, встающих на пути этого пиратства.
Следует понять, что большая континентальная идея не может нести в себе один только "оборонительный" смысл. Она касается не только защиты законных национальных богатств, похищаемых финансовыми и иными пиратами; речь идет и о восстановлении духовного здоровья и цивилизованных качеств того привилегированного океанического меньшинства, которое промышляет пиратством, теряя тем самым нормальные социальные качества.
Поэтому альтернативная континентальная идея обретает значение универсальной, планетарной идеи. И оснований этой идеи два. С одной стороны, речь идет о земной тверди, поставляющей вещество и энергию, а не виртуальные мнимости, которыми человек жить не может. С другой стороны — о качествах, которыми человек как "животное религиозное" обязан небу: совестливость и ответственность, прилежание и солидарность. Указанные "земля и небо" могут сойтись только в пространстве Континента. В океанической хляби не только нет фактуры вещества, сегодня, в финале длительного процесса секуляризации и эмансипации, там нет и неба — одна только безобразная пустота, которую экзистенциалисты назвали "ничто".
Но мы бы выразили недопустимую самонадеянность и недооценили драматизм современного положения человечества, если бы сочли, что эти "земля и небо" на Континенте просто и безыскусно даны нам и речь
В частности, нам в России стоит всерьез задуматься над тем, почему нас столь упорно и последовательно стремятся лишить классического культурного наследия, "отлучить" от "золотого" и "серебряного" века русской культуры, погрузив в тотальную "порнуху и чернуху", в суррогаты эрзац-культуры. Почему наши учителя демократии и либерализма так оскорбляются, когда мы пытаемся говорить о национальных культурных ценностях или о человеческой морали вообще? Почему нам всерьез осмеливаются говорить, что мы "не можем себе позволить" тот уровень образования, науки и культуры, который мы уже имели, несмотря на всю нашу экономическую неэффективность? И разве, лишившись этих благ культуры, мы эту эффективность обрели?
Наверное, самым правдоподобным будет то объяснение, что пока мы сохраняем культурную память и интеллектуальную развитость, нам труднее будет смириться с той участью, которую, вероятно, уже отвели нам хозяева однополярного мира,— участь безропотных изгоев и лишенцев.
Однако в этом отношении, как и во многих других, ностальгическая или чисто оборонительная позиция делу не поможет. Здесь, как и в материальной области, сохранить богатство можно только активным использованием его. Защитить культурное наследие и все обретения общего интеллектуального накопления можно не иначе, как пустив его в оборот, приобщив к новейшим социальным и производственным практикам. Истинная драма социалистической индустриализации, как, впрочем, и индустриальной эпохи вообще, состоит в том, что по сравнению с накоплениями великой культурной классики практики индустриального общества оказались слишком узкими и однополярными. Большевики уничтожали гуманитарную интеллигенцию, знатоков латыни и греческого, историков и краеведов не только в силу классовой неприязни и подозрительности, но и руководствуясь критериями промышленного утилитаризма. В обществе, организованном как единая фабрика, носителям классического культурного наследия просто не нашлось места.
Те, кто пришел разрушить монстра социалистической промышленности под предлогом его экономической нерасторопности и неадекватности, оказались еще более жесткими и узко мыслящими утилитаристами. Они задумали второй за столетие секвестр культуры: теперь под этот секвестр попало и наследие советского массового просвещения — средняя и высшая школа, сеть рабочих клубов и молодежных домов творчества, театров и библиотек. Словом, речь идет о второй волне наступления на культуру — и снова во имя модернизации и эффективности, во славу очередного "великого учения".
Причем, если посмотреть на это с высот планетарной геополитики и геостратегии, то мы увидим, что главным пострадавшим в этой войне с культурой является Континент. Именно его память сохранила богатейшее наследие древней письменной и устной традиции, все эти героические мифы и поэмы, заветы мудрецов и проповедников, эпос, драму и комедию и саму готовность жадно внимать им и жить ими. Пиратские цивилизации моря имеют по сравнению с этим явно облегченный культурный багаж — то ли потому, что в морской пустоте культура не пускает глубокие корни (приходится довольствоваться поделками быстро зреющей "гидропоники"); то ли потому, что такой багаж резко снижал бы необходимую для пиратского ремесла мобильность.