Глория
Шрифт:
— Где Робинсон? — спрашивает меня полковник, как будто рота солдат в ногу идет.
Ни здрасте, ни привет, как жизнь.
— Погиб.
— При каких обстоятельствах?
Я молчу. Он протыкает меня взглядом и я нехотя выдавливаю:
— Не важно.
— Вы его убили?
Теперь я его взглядом драконским протыкаю.
— Нет.
— Где товар? — он прямо к столу бежит, наш полковник, хозяйку не приветствует, хозяину руку не жмет.
Я даже разозлился немного.
— А где деньги? — говорю.
Улыбается
— Вы нам не доверяете?
Молчу я. Доверяю я вам, как же.
— Давай пульт, — говорит полковник и лапу свою громадную протягивает.
Держу я пульт в руках, отдавать не хочу. Левую руку свою за спиной держу, сжимаю в ней тумблер сигнальный, с реактором «Глории» связанный. Чувствую — дрожит рука, трясется мелкой противной дрожью.
Щелкает полковник пальцами, один лейтенант мне пушку в голову нацелил, другой подходит ко мне, его пушка мне аккурат в живот нацелена. Я им спокойно так говорю:
— Постойте, служивые, постойте, солдатики оловянные, — и показываю им тумблер в левой руке.
— Если вы меня застрелите, отпущу я эту кнопку, мой реактор меня понимать перестанет и полетим мы прямиком к ангелам, понятно?! А ну, назад!
Застыли лейтенанты, застыл и полковник. Работа мозга на их мордах чисто выбритых появляется, думают они, соображают.
— Деньги гоните сюда, потом и пульт получите, — говорю я и чувствую, как коленки мои дрожать начинают.
«Держись, Аль, держись», твержу я про себя.
Стоим мы друг перед другом, как на сцене в театре, сцена такая там называется «немой». Я молчу и они молчат.
Тут раздается голос откуда-то сверху, громкий такой голос, раскатистый. Я чуть из штанов не выпрыгнул, показалось мне на шальной миг, что это голос бога раздался.
— ПОЛКОВНИК, ПОЧЕМУ МАТЕРИАЛ ДО СИХ ПОР НЕ В ЛАБОРАТОРИИ? ПРОШЛО УЖЕ ПЯТЬ МИНУТ!
Лейтенанты сразу по стойке смирно стали, дисциплина у них, видать, железная. Полковник тоже руки по швам протянул и говорит:
— Генерал, сэр, прибыл не тот объект.
— КАК ПРИКАЖЕТЕ ЭТО ПОНИМАТЬ?
— Мы договаривались с другим гражданским, сэр.
— А ГДЕ НАШ ЧЕЛОВЕК?
— По-видимому, погиб во время операции, сэр.
— ТОГДА В ЧЕМ ПРОБЛЕМА?
— Объект отказывается передать нам материал, сэр. Он угрожает взорвать свой корабль, пока мы ему не заплатим, сэр.
— Я вам не «объект», вашу мать! — прорывает меня, солдафоны смотрят на меня, как на сумасшедшего.
Молчание.
— НЕРВНЫЙ ОБЪЕКТ, НЕ ПРАВДА ЛИ, ПОЛКОВНИК? — в голосе появляются заинтересованные нотки.
— Так точно, сэр!
Снова молчание. После короткой паузы:
— ЗАПЛАТИТЕ ЕМУ, ПОЛКОВНИК, И ПУСТЬ УБИРАЕТСЯ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ. Я ТЕРЯЮ ВРЕМЯ, МНЕ НУЖЕН МАТЕРИАЛ В ЛАБОРАТОРИИ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ.
— Есть, генерал, сэр! — рявкает полковник.
Мне смешно, я на грани истерики. Я бросаю пульт лейтенанту справа
— «Есть, генерал, сэр», гав-гав, гав-гав! — передразниваю я полковника.
Сумасшедшая жилка бьется в моей голове и мой рассудок повисает на тоненькой ниточке безумного, душащего меня смеха. Я — на волосок от того, чтобы сойти с ума.
Полковник не обращает на меня внимания, он наблюдает, как лейтенант номер один увозит платформы с гелиосом, а лейтенант номер два привозит тележку, груженную горой пластиковых банкнот, номиналом в тысячу.
— В лабораторию! — полковник машет рукой лейтенанту номер один.
— Есть, сэр! — рявкает в ответ номер первый.
— Гав-гав! — кричу я, изнемогая от смеха.
Номер первый косится на меня недоуменно. Платформы катятся за ним, как таксы на поводках. Умора! Вот ведь умора! Я смеюсь, широко раскрыв рот.
Полковник подходит ко мне:
— Ну, ты, клоун...
Я сгибаюсь пополам от хохота. Я — клоун, ах-ха-ха-ха-ха, ха-ха, ха-ха, хахахаха!
— Смотри, кнопку не вырони.
Я разгибаюсь и опять сгибаюсь. Их морды — ну прямо как морды тузиков, собачьи смешные морды.
— Забирай деньги и убирайся.
Я утвердительно качаю головой, говорить не могу — смех душит. Я пытаюсь сдержаться, но тут меня снова прорывает и я продолжаю смеяться истерическим смехом. Полковник подходит ко мне вплотную.
— Забирай деньги и убирайся, — говорит мне полковник, четко отделяя слова. — Забудь, где ты был, накрепко забудь. Тебя здесь не было, ты ничего не помнишь, ничего не знаешь. Будешь болтать — мы тебя найдем и в порошок сотрем. Пожалеешь, что вообще на свет появился.
— Да, сэр, гав-гав, сэр! — говорю я.
Он останавливается прямо передо мной, его лицо застывает в трех миллиметрах от моего лица.
— А ты не боишься, клоун, что мы тебя собьем сразу, как ты вылетишь, а?
— Боюсь, хи-хи, хи-хи.
Он берет меня за комбинезон на груди и встряхивает так, что у меня зубы клацают и мое идиотское хихиканье отрезает, как бритвой.
— Правильно боишься, клоун Хи-Хи, правильно боишься. Подумай об этом, когда будешь свою колымагу заводить.
Молчу я, хотя хихиканье снова подступает, сдаваться не хочет на милость армии нашей доблестной. Отпустил меня полковник, напоследок встряхнув еще раз хорошенько, повернулся и зашагал прочь. Тут я опять не могу сдержаться и снова смех мой сумасшедший раздирает меня. Я смеюсь. Полковник на меня уже не оборачивается, а лейтенант номер два пальцами у виска крутит: «Сумасшедший, мол, псих». Я ему согласно киваю: «Правильно, я — псих» и продолжаю то хихикать, то хохотать. Смеясь, завожу тележку в трюм. Смеясь, бегу в рубку. Смеясь, отключаю уничтожение реактора и завожу двигатели. Смеясь, вылетаю. Смеясь, разгоняю «Глорию». Смеясь, ложусь на курс прочь, подальше от этой клоунады. Смеясь.