Глубинная ловушка
Шрифт:
– Ясно. У меня дыхательной смеси в обрез – минут через восемь приступаю к подъему.
– Понял, «Барракуда». До связи…
Неподалеку вспыхивает фонарь. Окончательно оклемавшийся Фурцев решает подключиться к поискам элементов своего снаряжения.
«Приемопередатчик. Ищи приемо-передатчик! – показываю на свой аппарат. – А я прошвырнусь вокруг затонувшего судна».
Он дважды кивает, и мы расходимся в разные стороны.
* * *
Норвежские военные корабли по-прежнему стоят к югу от нас. Проведя короткие переговоры с британцами, мы собираемся отчалить
Партнеры по подъему золотых слитков обеспокоены пропажей своего водолаза. Нисколько не стесняясь скандинавов (дело-то сделано!), они сообщили по радио экипажу «Стойкого» обстоятельства: четверо водолазов последней бригады начали подъем чуть раньше, пятый – отвечающий за подъем помпы – немного задержался. А через некоторое время на поверхности вместо него показался оборванный конец кабель-шланговой связки. Но это не означало, что водолаз погиб – на случай подобных неприятностей у каждого за спиной имелся резервный баллон для аварийного всплытия. В течение следующих пятнадцати минут (именно на этот срок рассчитан баллон) на «Одиссее» в напряжении ждали потерявшегося водолаза. Я же в те злополучные минуты, используя навигационно-поисковую панель, рыскал в районе затонувшего судна.
Увы, мои поиски результатов не дали. Не появился британец на поверхности моря и по истечении контрольного срока.
Тем не менее англичане восприняли трагическое событие мужественно, без истерики и обвинений в чей-то адрес. Все понимали: работы на такой глубине всегда сопряжены с риском для здоровья и жизни.
Покончив с дипломатическим обрядом прощания и оставив в недоумении норвежцев, «Одиссей» и «Строгий» расходятся в разных направлениях. Британцы берут курс на запад, мы – на юго-восток.
После вечернего чая мои пловцы разбредаются по каютам. Дает о себе знать усталость, да и настроение не ахти: получается, экипаж «Одиссея» свою задачу выполнил на «отлично», а мы, образно выражаясь, облажались…
Сидим в каюте с Борькой и Георгием: обсуждаем события прошедшего дня и попиваем мелкими дозами крепкий алкоголь. Да-да, вы не ослышались. Крокодилы глотают камни, чтобы глубже нырять, а мы с той же целью регулярно употребляем качественный коньяк. Помогает. И это неудивительно: все отцы водолазного дела в один голос рекомендуют после погружения в арктические воды растирать тело шерстяной тканью, смоченной в водке, а нутро согревать хорошей порцией крепкого алкоголя – водкой или коньяком. Да и вообще… В России алкоголизмом не страдают. В России им наслаждаются.
В ногах лежит довольный Босс: матросы его балуют – кормят макаронами по-флотски.
Я не спешу делиться впечатлениями от увиденного на глубине. Более того, пришлось до поры заставить молчать и Фурцева. Нет, своим друзьям я абсолютно доверяю, просто хотелось бы самому разобраться в деталях.
Толком разобраться не выходит – слишком много неясностей. Потому вызываю по телефону старлея.
– Разрешите? – заглядывает он в каюту.
– Заходи. Присаживайся…
Старший лейтенант в брюках от комбинезона и форменном свитере; на шее висит полотенце, лицо раскраснелось,
Наливаю в стакан граммов пятьдесят коньяку.
– Выпей. Тебе надо немного расслабиться.
– Благодарю, – принимает Игорь стакан.
Влив в себя алкоголь, он закидывает в рот дольку апельсина. И виновато шмыгает носом, предчувствуя нелегкий разговор.
– Ну что, старлей, здорово струхнул на глубине?
– Да так… – мнется он и хорохорится, – в принципе, не очень.
Усмехаюсь.
– Знаешь, что такое несправедливость?
– Ну, так… в общих чертах.
– Я тебе не в общих скажу, а в конкретных. Несправедливость – это когда слабый обманывает сильного. Понял?
– Так точно. Испугался, товарищ капитан второго ранга.
– Отставить официоз.
– Испугался, – почти шепотом повторяет Фурцев. – Почти как в этой… как ее?..
– В чем? Где?
– Ну, мы в том местечке в прошлом году были, и вы меня впервые на глубину взяли. Вылетело из головы название… Что-то среднее между «коктейль» и «колыбель»…
– В Коктебеле?
– Точно!..
Мы тихо ржем, а Фурцев продолжает. Робкий голос, да и смысл признания не вяжутся с внушительными габаритами молодого человека. И тем трагичнее выглядит ситуация.
– Да, испугался, Евгений Арнольдович, – мелко кивает он, избегая смотреть нам в глаза. – Думал, конец…
Эх, Игорек-Игорек… Большой ты у нас, но какой-то… китайский. Ладно, не дрейфь – прорвемся! И не таких азиатов боевыми пловцами делали.
– Рассказывай, – перехожу я к делу.
– С чего начать?
– Давай со стрельбы. С этого момента я тебя не видел.
– Старался делать все, как вы сказали. Когда у вас пошла заварушка, парочка норвежцев двинулась на глубину. Ну, я и дал короткую очередь.
– Сколько раз?
– Дважды. С первого раза они не поняли.
Устюжанин разливает по стаканам коньяк, поднимает свой и переглядывается с Белецким…
Друзья не въезжают, зачем я по горячим следам пытаю Фурцева. Обычно после тяжелой работы на глубине молодым пловцам дают возможность прийти в себя, отдохнуть, самостоятельно проанализировать ошибки. И через день-другой производят детальный «разбор полетов». Но мои друзья находились далековато и не видели того, что довелось увидеть Игорю и мне.
– Дальше.
– А дальше, товарищ командир, – теребит край полотенца старший лейтенант. – Даже не знаю, поверите ли…
– Говори – чего мямлишь?! Прокололся, что ли? Упустил норвежцев?.. – смеется Устюжанин.
– Поверим, – подбадриваю парня, – я тоже кое-что успел заметить.
Он воодушевляется:
– И вы видели?! Вы видели этого урода, напавшего на меня снизу?
Друзья опять переглядываются, но теперь на лицах недоумение.
– Если бы я это видел, то оказал бы помощь, – беру стакан и согреваю в кулаке его донышко. – Но я нашел тебя позже – когда ты перестал отвечать на запросы. Так кто же это был?