Глубинное течение
Шрифт:
— А не хотите ли со мной проехаться?
— Куда?
— Собираюсь наведаться к себе домой.
— К вам домой! — удивленно повторила Фенела.
— Всего лишь около тридцати миль отсюда. Там у меня мебель кое-какая, да игры — пригодятся здесь, раз уж мы поселились в сарае у сэра Николаса: казарму оборудуем. Вот я и собрался сегодня съездить и привезти все вещи. У меня своя машина, вы же знаете, так что я вполне могу захватить с собой гражданское лицо.
Фенела никак не решалась. Конечно, было бы весьма заманчиво немного отвлечься от Илейн
— А мы вернемся не очень поздно?
— Даю слово — нет, — пообещал Рэнсом, и она явственно различила мольбу в его голосе.
— Что ж, было бы неплохо проветриться — согласилась Фенела и побежала в свою комнату за шляпкой и пальто.
Когда несколько мгновений спустя они выруливали на шоссе, у девушки вырвался короткий счастливый смешок.
— У меня такое ощущение, как будто я прогуливаю уроки…
— Совсем напротив, вы, можно сказать, заняты благородным делом, — возразил Рекс. — Ведь я не хотел ехать один, более того, у меня была веская причина пригласить вас поехать вместе.
— Какая же?
— Хотел поговорить с вами. Вряд ли это удалось бы сделать в доме. Скажите, вы всегда так сдержанны и деловиты?
— Нам всем приходится сдерживаться, просто, когда Саймон дома, ничего другого не остается. — Фенела усмехнулась. — Он кого хочешь подавит.
— О, только не вас! Думаю, что вас никому подавить не удастся. Но я соскучился по звукам вашего голоса. Вы знаете, Фенела, у вас удивительно красивый голос.
Фенела испугалась той радостной дрожи, которая неожиданно охватила ее при этих словах. Она замерла, а потом почти с детской неловкостью сменила тему разговора.
— Ах, мне так нравится ваша машина!
Рекс расхохотался.
— Да вы сущее дитя! — нежно сказал он. — Вы всегда так пугливы? Ничего, через несколько лет будете смело рушить преграды, которые вы же сами себе и расставили. Со временем поймете, что они не так уж страшны, как вам казалось.
— Не понимаю, о чем вы! — в отчаянии воскликнула девушка.
— О вас.
— Не очень-то интересная тема для беседы. Мне немного не по себе. Видите ли, я нигде не бывала, ничего не видела — просто просидела всю жизнь дома, занимаясь хозяйством и детьми. Порой я думала, что могла бы лет в восемнадцать поступить куда-нибудь, но жизнь распорядилась иначе. Нэни стареет, и я не могу взвалить на нее одну все заботы о малышах и My.
— По-моему, вы делаете великое дело — и делаете его прекрасно! — сказал Рекс.
— Не знаю, чего уж здесь особо прекрасного, но вот везет мне — это верно. Просто я удачливее других.
— Но счастливы ли вы?
Фенела на мгновение задумалась.
— Думаю, люди не слишком задаются подобными вопросами, — выговорила она наконец. — Ну, разве что с ними случится что-нибудь из ряда вон выходящее… А когда жизнь течет, как обычно, трудно быть особо счастливым или несчастным.
— Это вы верно заметили. И возможно, вопрос этот задают, только если любят кого-нибудь… или кто-нибудь любит тебя.
Его слова словно дрожали в воздухе, в разделявшем
«А сейчас я счастлива!» — внезапно подумала Фенела.
И она знала, что это чистая правда: сердце ее буквально пело от радости, и все ее существо, казалось, только что заново возродилось к жизни.
В библиотеке было сумрачно и прохладно, витал аромат кедрового дерева, пчелиного воска и лаванды.
Фенела замешкалась на пороге, пока Рекс почти ощупью пробирался к окну. Он отдернул шторы, и солнце хлынуло в комнату, высветив стены, которые все сплошь оказались уставленными книгами, и мебель, закутанную в чехлы от пыли.
— Всегда есть что-то глубоко печальное в атмосфере нежилой комнаты, — оглядываясь по сторонам, заметила Фенела. — Хочется представить, как же она выглядела прежде — с цветами на столе и с жарким огнем, потрескивающим вот в том большом камине.
Рекс нежно улыбнулся в ответ на слова Фенелы; видимо, фантазии девушки тронули его до глубины души.
— Эту комнату я всегда любил больше всего, — признался он, — ведь она сильнее напоминает мне о матери, чем, скажем, гостиная. Мать моя была страстной читательницей, кроме того, я подозреваю, что библиотека вызывала у мамы воспоминания об отце — почти священные для нее.
Рэнсом пересек комнату и, взяв Фенелу за руку, подвел ее к камину.
— Вот портрет моей матери, написанный Сарже.
Фенела, следуя движению его руки, послушно подняла глаза на висящую над камином картину с изображением женщины замечательной красоты.
С первого же взгляда бросалось в глаза разительное сходство ее с сыном, кроме того, портрет был настоящим произведением искусства, поскольку кисти мастера удалось отобразить и личность, и характер.
У Фенелы захватило дух. Она инстинктивно почувствовала, что смогла бы искренне полюбить мать Рекса Рэнсома.
В лице этой женщины читались сострадание и нежность — свойства, по которым девушка так стосковалась за время общения с женщинами, время от времени появлявшимися в ее доме.
Помимо этого, миссис Рэнсом, несомненно, обладала характером сдержанным и решительным одновременно, и эти свойства оттеняли друг друга, подобно пурпурным складкам ее платья, на фоне которых драгоценности еще ярче сияли и переливались чудесным блеском.
— Она очень хороша собой, — сказала Фенела, чувствуя, что Рекс жаждет услышать ее мнение. — Как жаль, что я не могу с ней познакомиться.
— И мне очень жаль, — откликнулся Рэнсом; и тут, как только Фенела отвела взгляд от портрета, он неожиданно взял ее руку в свою. — Как бы я хотел вновь наполнить этот дом жизнью!
Фенела смотрела на него — смущенная и озадаченная прикосновением его ладони, — а потом, когда глаза их встретились, ее взгляд замер, и, казалось, какой-то странный, словно бы электрический ток пробежал между ними.