Глубокая борозда
Шрифт:
Была тут вина и Павлова. Это он знал. После того как весной была одержана победа в споре с Ласточкиным, можно было приостановить массовый сев в тех районах, где его развернули. Правда, Павлов хорошо понимал: пущенную в ход сложную, громоздкую машину сразу не остановишь. При теперешней вооруженности область за сутки может засеять десять процентов плана. И все же Павлову хотелось остановить сев. Но, подумав, он решил не делать этого, тем более, что после 9—10 мая многие поля и на самом деле можно было засевать… Впрочем, удержало его от вмешательства не это. Он надеялся, что снижение
И еще об одном не забывал Павлов. Ласточкин обещал приехать осенью. Значит, и для него печальные результаты вмешательства будут наглядны и полезны. А попутно урок извлечет и Ларионов… Неприятно было думать, что лишь таким образом, такой нелегкой для сельского хозяйства ценой можно доказать правильность передовой агротехники.
Теперь, во время уборки, все заботы Павлова в первую очередь о будущем урожае. В каждом из четырех производственных управлений, где он уже побывал, нашли своих Климовых — по два передовых хозяйства, где наиболее высока агрономическая культура, где и нынче, в засуху, сумели вырастить приличный урожай. На опыте этих хозяйств будут учить агрономов зоны, их опыт ляжет в основу, но, попятно, с дополнениями, с учетом конкретных условий хозяйства, каждого поля.
В других управлениях этой работой занимаются Гребенкин и главный агроном области Герасимов.
Нынче в области с особой силой идет соревнование за подготовку зяби, за засыпку отборных сортовых семян для посева.
Павлов направился в зону Дронкинского управления и на одной из полевых дорожек неожиданно встретился с Михайловым. С тем самым, который в начале весны занимал пост главного агронома в управлении Несгибаемого. Он стоял у своего мотоцикла — запыленный, небритый.
Выяснилось, что Михайлов послушался совета Несгибаемого — стал работать инспектором. Ехал он в Дронкино.
— Думал застать Несгибаемого, а он, оказывается, уехал в Курганскую область, к Мальцеву, — бодро выговаривал Михайлов.
— Ну, как нынче с урожаем? — спросил Павлов.
— Какой там урожай, — Михайлов слабо махнул рукой. — Кое-где по полтора центнера намолачивают.
— А в среднем?
— В среднем?.. В управлении мне говорили, что центнеров девять соберут в среднем.
— А у Климова?
Михайлов ответил не сразу, пожевал-пожевал губами, усмехнулся чему-то:
— У Климова почти как и в нормальный год, а на парах просто рекордный сбор…
— А как у Обухова?
— У Обухова? — Михайлов нахмурился. — У Обухова совсем плохо. Особенно на апрельских посевах. На тех полях Обухов соберет урожай только в будущем году… Что? Неясно выражаюсь?.. На тех полях Обухов ничего не убирал: они не выдержали засухи, еще в июле их пришлось перепахать, а теперь обрабатывают как паровые.
Все правильно в общем-то: природа наказывает тех, кто действует по принципу: «Невзирая на погоду»…
Павлов предложил Михайлову
Обухов, как и всегда, был в темно-синей гимнастерке, перехваченной нешироким ремешком. Он поднялся с кресла, подал руку:
— Привет, Андрей Михайлович. Где побывал?
А на Михайлова только покосил глазами.
Присматриваясь к Обухову, Павлов увидел что-то новое, незнакомое во всем его облике. Весной Обухов был как Обухов, таким, как и пять лет назад на посту первого секретаря райкома, — самоуверенным, решительным. А вот сейчас… Сейчас он какой-то надломленный, устал, что ли? И глаза его вроде бы потускнели.
Зазвонил телефон. Обухов неторопливо потянулся к трубке, как-то небрежно взял ее.
— Ну, слушаю… Ну, чего ты там затараторил? Ну?.. Вот-вот… А сам как думаешь? Или ты не управляющий?.. Вот и управляй, раз такую должность тебе дали.
Положив трубку, продолжал сердиться:
— С каждым пустяком к директору. Барана для столовой надо зарезать — звонят директору. Никакой ответственности на себя не хотят взять.
Он налил из графина немножко воды в стакан, выпил.
Павлов спросил про урожай.
— Что же нынче толковать про урожай? — мрачно глядя в окно, произнес Обухов. — Засуха.
— А в «Борце», говорят, удалось.
— Раз на раз не приходится… И я снимал высокие урожаи. А Климов нынче в точку попал. На парах у них выделяется, это точно. Только кому разрешают пары-то иметь? У нас ни грамма их нет, а на климовские пары вы там, в области, смотрите сквозь пальцы.
— А как удались апрельские посевы?
— Как удались?.. Семенной материал попался неважный. Агроном у меня молодой, ты же знаешь… изреженные получились посевы…
Так и не сказал Обухов, что апрельские посевы погибли.
Не хочет признать своей ошибки. Не хочет…
— Что же вы, товарищ директор, отстранили агронома от семенных дел? — спросил Михайлов.
— Кто его отстранял?
— Ну как же? Закрепили его за третьим отделением и только по сдаче хлеба. Это же неразумное использование специалиста.
— Да уж директору-то, поди, виднее, что разумнее в его хозяйстве делать! — вспылил Обухов. Полное лицо его вроде бы еще больше пополнело, пальцами правой руки он провел по внутренней стороне воротника гимнастерки, расстегнул крючок.
Павлов присел на диван, стал ждать, чем кончится перепалка. Ему казалось, что этот решительный отпор со стороны Обухова быстро охладит Михайлова. Но не тут-то было… Возразил он весьма решительно:
— Управление предложило главных агрономов нацелить на будущий урожай. Вот и вашему агроному нужно поручить семена и зябь.
— Пусть сначала первую заповедь выполнит! — бросил Обухов и поднялся, словно изготовился для решительной борьбы. Так оно и было. — Что вы все указания мне даете? Вы инспектор-организатор, вот и занимайтесь своим делом. А то только указания дает. Вам деньги платят за то, что должны организовывать производство, помогать. Вот и сел бы на отстающее отделение да показал, как надо выполнять первую заповедь. А то указания, указания…