Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка(Романы)
Шрифт:
Затем она вышла, неся в руке, тяжелый жестяной бидон. Осторожно опустив его на щербатый пол кухни, Роози отправилась за лампой.
Поставив лампу на стол рядом с миской, Роози сняла крышку с жестяного бидона. Мгновение поколебавшись, она взяла старухину кружку и отлила в нее немного живительной влаги.
— Слишком полный бидон, все равно прольешь, — извинилась она перед Бенитой.
— Славный человек этот коновал, — снова сказала Линда. — Одним махом освободились и от овец, и от хлопот.
— Ну, мне пора, — вставая и берясь за дужку жестяного бидона, решительно сказала Бенита.
— Как будешь
Старуха молча выпила свой самогон и прошепелявила:
— Рихваская молодуха, ежели по дороге встретишь смерть, направь-ка ее в Лаурисоо.
Нащупывая впотьмах ручку входной двери, Бенита все еще слышала за своей спиной невнятное бормотание старухи. Бенита ступила на крыльцо. Где-то громко залаял пес. Женщина вскочила в седло. Лай не смолкал и раздавался то спереди, то слева, то справа. «Словно какой-то бездомный пес», — подумала Бенита.
Бенита не принуждала лошадь бежать трусцой — жестяной сосуд оттягивал правую руку, а кроме того, ей не хотелось, чтобы ветки хлестали ее по телу и царапали лицо.
Постепенно глаза привыкли к темноте. И хотя Бенита угадывала окрестности, ей все же было жутковато — пес, находившийся неизвестно где, беспрерывно лаял.
Бените вспомнилась черно-белая собака Полла, жившая когда-то у них. Йоссь боготворил Купидона, а Полла боготворила Йосся. Когда Йосся призвали в немецкую армию и, уходя из дома, он заглянул к Полле, собака отчаянно завыла. Неделями ждала Полла возвращения Йосся. Затем потеряла надежду. Ничего не ела и совсем отощала. Бенита отвязала пса. Однажды, когда Бенита стояла посреди двора и смотрела на дорогу, Полла подошла к ноге хозяйки и упала на только что выпавший мокрый снег.
Так она и не дождалась Йосся.
Парабеллум и Рикс выглядели отдохнувшими. Они с довольным видом сидели за кухонным столом и курили. Муж толстозадой Армильды Яанус в нерешительности стоял около них и пытался принять участие в вялой беседе. Унылая пара средних лет, которая, по сведениям Парабеллума, везла с собой соль и железо, сидела на ящике для дров. Каарел притулился на табурете возле кладовки, а Минна, словно постовой, стояла у порога двери, ведущей в комнату, и держала за руку Роберта.
Армильда, поставив таз с теплой водой на пол, поближе к плите, взяла с печного карниза щетку и велела детям мыть ноги. Кулливайнуская Меэта дремала, стоя у плиты, ее ребята шныряли по кухне и от нечего делать размахивали руками. Армильдин Яанус, отойдя от мужчин, подошел к вешалке с рабочей одеждой — видимо, чтобы сообщить что-то важное стоявшему там мужу Меэты. Яанус, словно его мучил зуд, все время переступал с ноги на ногу. Рабочие ботинки, находившиеся под вешалкой, путались у него под ногами, и он носком сапога запихнул их подальше в угол.
Бенита прошла на середину кухни и, перекрывая шум, крикнула:
— Здравствуйте,
Разговор оборвался, все смотрели на молодую хозяйку Рихвы.
— Принесла пуд самогона, — громко сказала Бенита и со стуком поставила жестяной бидон на пол.
Лицо Рикса расплылось в широкой улыбке. Минна рванула к себе потянувшегося было к матери Роберта и окинула невестку злым взглядом.
— Раз уж эстонский народ решил оставить свою родину, — звонким голосом начала Бенита, — то на прощание следует пропустить по четвертинке.
— Браво! — воскликнул Парабеллум.
Яанус и хозяин Кулливайну пододвинулись поближе. Один из кулливайнуских мальчишек подошел к жестяному бидону, приподнял крышку и заглянул внутрь.
— Руки прочь! — заорала Меэта и потерла рукой глаза.
— Праздник, праздник! — крикнул кто-то из детей.
— Отец, тащи ветчину из кладовки, — распорядилась Бенита. — Женщины нарежут мясо, — добавила она, кивнув на кулливайнускую Меэту и Армильду. — Мужчины пройдут в горницу и раздвинут стол.
— Действуй, народ! — вскричал Рикс, с улыбкой слушавший Бениту.
Послышались сдавленные смешки. Люди засуетились. Каждый старался внести свою лепту, чтобы праздник удался на славу.
Бенита с Риксом и Парабеллумом прошли в горницу.
Странно, что, раздвигая стол, Парабеллум не вынул правую руку из кармана. «Чудак», — подумала Бенита, доставая из шкафа скатерть. Она провела по ней ладонью, разглаживая складки. Эту скатерть ей подарила крестная на свадьбу. Вручая подарок, крестная подчеркнула, что скатерть рассчитана на двадцать четыре персоны. Отойдя в сторону, Бенита оглядела дубовый стол, накрытый скатертью — подарком крестной, и осталась довольна. Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд и посмотрела в сторону неосвещенной проходной комнаты. Там, на койке Каарела, сидела Минна и, держа на коленях Роберта, следила за каждым движением невестки. Бенита вздохнула.
Вошла Армильда, неся тарелки с ветчиной. Кулливайнуские мальчишки, таскавшие стулья, столкнувшись с толстозадой на пороге, чуть было не сбили ее с ног.
Бенита сняла со шкафа четыре медных подсвечника с полуобгоревшими свечами, оставшимися со дня крестин Роберта, и поставила их на стол в ряд. Рикс щелкнул зажигалкой и, ступая следом за Бенитой, зажег свечи.
— Ты очаровательна, — сказал Рикс хозяйке Рихвы, зажигая последний фитилек.
Бенита, сделав вид, что не слышит Рикса, крикнула вслед спешившей на кухню Армильде:
— Хлеба нарежьте!
Минна тем временем передвинулась на середину проходной комнаты и, заметив ее, Бенита спросила:
— Йоссь не приходил домой?
— Да разве он может прийти сюда, в это стадо, — буркнула в ответ старуха.
— Куда девался Роберт? — не глядя на свекровь, спросила Бенита.
— Увела спать, — в свою очередь избегая глядеть на Бениту, пробормотала Минна.
Оставив свекровь на середине комнаты, Бенита ринулась на кухню и настежь распахнула дверцу кладовки, чтобы дать туда доступ свету. Отыскав на полке глиняную миску, она наполнила ее огурцами, выуженными из бочки. Армильда тотчас же схватила из рук Бениты миску и поставила ее на кухонный стол перед шеф-поваром — кулливайнуской Меэтой, которая, вооружившись длинным ножом, стала нарезать и раскладывать по тарелкам огурцы.