Глумовы
Шрифт:
– Чтой-то с тобой, девонька?…
Глава Х. Положение Елены
…В старой слободе заговорили.
И заговорили об таком предмете различно, как кто смыслил.
Первой вестовщицей была Федосья Андреевна Печенкина, соседка Токменцовых, подруга Онисье Кирилловне, по-заводски Пивная Бочка, потому что она варила и продавала старозаводчанам пиво и слыла за бойкую и умную бабу, выручавшую не одного человека из беды, так как она была подруга письмоводительской кухарке.
От нее пошли суды и пересуды в каждом доме старой
– Да ведь после этого ни один парень не возьмет ее замуж! – возражали мужьям жены.
– Все-таки не стоит говорить.
Мужчины об этом происшествии не любили разговаривать еще потому, что они и сами не были целомудренны, когда работали в лесах и в рудниках подолгу, но, надо отдать им честь, они говорили:
– Этому Артамонову нужно хорошую баню задать, потому, зачем он такое дело сделал, зачем Токменцова обидел! Разве можно с нами обращаться, как с собаками?
Так прошел вечер, и молва об Елене начала проходить утром в запрудскую сторону; но до Ильи Назарыча не дошла, потому что у него на старой слободе жила глухая тетка Коропоткина, а писцы главной конторы об этом происшествии еще не знали.
Гаврила Иваныч, возвращаясь домой, услыхал эту новость от одной женщины, – и ему этого было достаточно, чтобы придраться к дочери. Но такое дело было сверх его предположений, потому что он свято уважал законный брак, и как бы он ни был зол на жену, он никогда бы не решился завести шашни. Женщина ему сказала: «Какое с твоей-то Оленкой несчастье стряслось…» А Гаврила Иваныч думал: «Коли Плотников ее цаловал, так уж што»… И на другой день он выстегал Елену в бане, несмотря ни на какие резоны дочери и просьбы Федосьи Андреевны Печенкиной.
Федосья Андреевна была добрая женщина. Она стала спрашивать женщин: что делать Елене в подобном случае?
Те ничего не посоветовали ей хорошего; мужчины говорили: «Надо подать прошение исправнику, только вот Елену с Плотниковым видали. А может быть, Плотников и выхлопочет то, что Артамонова в острог посадят, потому что его сестра замужем за исправницким письмоводителем».
Первым долгом Печенкина отправилась к кухарке письмоводителя, которой она принесла бурак пива, но письмоводителя дома не было: он вместе с исправником уехал на следствие.
Защиты искать было не от кого Елене. Положение ее было очень скверное: в старой слободе все про нее говорили. Выйдет она из дома – и стыдно ей на дома глядеть, а если она взглянет, то в окне увидит непременно кого-нибудь: мальчик или девочка ползает на окне – ей кажется, что это большой; глядит ли в окно девушка – ей кажется, что она глядит для того, чтобы поглядеть на нее, на Елену…
Прошел день после отъезда отца. Дома страшно. И думает Елена Гавриловна: отчего ей страшно? «Ведь вот и не придет Иля. Я бы посоветовалась с ним. Я бы ему много сказала…» А что бы она сказала, она и в толк не возьмет. И хочется ей, чтобы пришел Илья Назарыч, и опять думается ей: грешно!
«Подлый этот народ – запрудские!» – думает Елена, но Илья Назарыч ей милее всех.
«Убегу я отсюда… Здесь нельзя мне жить: все меня едят». Но опять ей думается: «Нет уж! Такие случаи не бывали в заводе». – И она называла себя дурой за то, что ей пришла в голову такая мысль. Но эта мысль с каждым часом мучила ее.
Днем еще не так она мучилась: она работала; вечером она была свободна, а в это время соседи сидели на улице и, наслаждаясь чистым воздухом, толковали о разных разностях. Елене хочется выйти на улицу; Елену зовут на улицу девушки, а как она выйдет, когда про нее говорят всякую всячину?
Слушает, слушает их Елена, да услышит свое имя и скажет: «А виновата ли я-то?… Сами-то вы как живете?…»
Глава XI. Елена ходит по грибы и по малину
На четвертый день после отъезда Гаврилы Иваныча на рудник пришла к Елене тетка ее, Степанида Ивановна Шарабошина.
– Ну что, Елена, говорила тебе Матрена Егоровна о чем-нибудь?
– Она, тетушка, говорила, не поедешь ли ты на покос.
– Как не ехать? завтра чем свет ехать надо. Ну а еще-то ничего не говорила?
– Нет, ничего.
– Ой, врешь!
– Ей-богу, тетушка, ничего.
– А я тебе скажу, что она хочет Макара женить.
– Так мне-то что?
– А она больно на тебя зарится, да и Макар-то тоже.
– Вот уж, пьяница!
– Кто нынче не пьет, Елена! На что мы, бабы, и то пьем. А Макар – парень работящий. Смотри, он всю семью кормит.
– Так ты не сосватала ли меня?
– А хоть бы и так. Уж я и брату говорила – согласье дал.
– Ой, тетушка! я ни за что не пойду за Макара замуж.
– Это отчего так? Али ты захотела потаскушей сделаться, а?
Елена заплакала.
– Смотри, девка, не серди меня! Ты знай, что, кроме меня, никто тебе добра не пожелает.
– Вот уж пожелала: за экова пьяницу сватает!
– Давно ли ты такая разборчивая сделалась? Да ты то рассуди, безрогая ты скотина, что за тебя после экова греха никто не станет свататься. Право слово… Ну кто тебя возьмет?
– И не надо.
– Мало тебя отец-то полысал.
– И ты на меня! Хоть бы ты-то меня не грызла… Поди-ко, легко мне, экое счастье!