Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
Чуть свет опять началась суматошная работа, брань, окрики.
В полдень пришла Масуда, принесла горячего супа и свой старый чапан.
— Покушай, соседка, а чапан носи на здоровье. Зимой в твоём камзоле замёрзнешь.
— Ой, несчастная моя голова! Вот дожила, что людей раздеваю… Как же ты сама будешь, бедняга?
— Э, носи на здоровье. Машраб мне новый, вот этот, купил. Вчера русский офицер хорошо заплатил за ночлег и уход за конём.
— Благослови аллах этого неверного! Видать, добрый человек!
— Добрый!.. Бек ему подарил матку с новорождённым жеребёнком, так урус жеребёнка отдал
Эта весть обрадовала мать:
— Да благословит господь хорошего человека…
— Праздник будет — приходи к нам, соседка. Душу отведёшь, поговорим об Ильгаре, — приглашала, прощаясь, Масуда.
— Обязательно приду, вы ведь как родные нам…
31
Васиха — документ.
Глава десятая
В ТЕНЕТАХ БЕСПРАВИЯ
Три дня будет веселиться бек Дотхо, празднуя обрезание своего четвёртого сына. Два старших уже несколько лет служат в свите Куш-беги — родственника эмира. Третьего сына отец отправил в Кабул для обучения в военной школе. А маленький Халил, утеха и надежда любимой жены Аноргуль, остался единственным баловнем гарема.
Сегодня Халилу минуло семь лет. По обычаю, после религиозного обряда он станет мусульманином и переселится на мужскую половину дома.
Изнеженного, капризного мальчика в этот день ожидал почётный, но мучительный обряд — суннат. Поэтому с раннего утра его нарядили, всячески баловали, угощали и ласкали на женской половине. К закату солнца, в час последнего намаза, ребёнка одурманили наркотиками и отвели на мужскую половину.
Престарелый имам, настоятель дворцовой мечети, не доверяя своим дрожащим рукам, шепнул азанчи [32] : "Сделай ты".
32
Азанчи — служитель мечети, оглашающий время молитвы.
Почувствовав надрез, мальчик вскрикнул и заплакал. Отец нахмурился. Плохо воспитали ребёнка, не переносит боли. Но скоро подействовал наркоз, и полусонного мальчика уложили на ворох одеял.
Началось угощение.
Среди гостей были афганские купцы, священнослужитель и офицер из Турции. Они держались гордо, независимо, внимательно приглядываясь к окружающим и прислушиваясь к их разговорам.
Сам хозяин Мирза Юлдаш-бий Дотхо сидел за дастарханом уже отяжелевший от выпитого вина и жирных блюд. Это был мужчина сорока лет, немного тучный, но всё ещё красивый. Целый день пришлось принимать гостей
Во дворе послышался стук подков, голоса людей.
Дворецкий Сатреддин-бай, с трудом ворочая своё грузное тело, поднялся с ковра и, всунув ноги в кожаные кавуши, стоявшие у порога, торопливо выкатился за дверь.
Вскоре он вернулся, пропуская новых гостей. Впереди шёл высокий дородный пятидесятилетний богатырь манап [33] . Средней орды — Сарымкул-бий, за ним семенил его двенадцатилетний сын Сабир.
Рядом, слегка придерживая за локоть румяного, озорного мальчика — своего прислужника-бачу, шагал длинный, узкоплечий человек в меховой куртке. Это был воспитатель сына Сарымкул-бия Геннадии Васильевич Грубов.
33
Манап — родовитый казах.
Сын мелкопоместного дворянина, он прошёл довольно сложный путь, прежде чем оказался в роли воспитателя казахского мальчика.
Окончив с трудом кадетский корпус, он пустил в ход все свои способности и связи, чтобы попасть в гусарский полк. В Гродненском гусарском полку, куда зачислили молодого офицера, началась для Грубова весёлая, разгульная жизнь. Но средств не было, пришлось прибегнуть к картам, предварительно заведя знакомство с шулерами. Кутежи, карты, ссоры с товарищами, выговоры начальства не прекращались. Понадобились деньги, и он запустил руку в полковую казну.
Его судили, уволили в отставку и не сослали в Сибирь только потому, что отец, продав своё скромное имение и окончательно разорившись, внёс промотанные сыном деньги.
На упрёки отца, презрительно скривив губы, бессердечный шалопай цинично заявил:
— Мир велик. Дураков на свете много, поеду искать счастья в Туркестан.
В Оренбурге Грубов случайно познакомился с барышником, поставлявшим коней в казачий полк. Подрядчик предложил ему место воспитателя у богатого манапа. Тому очень хотелось, чтобы его сын выучил русский язык, стал офицером.
Изучив язык и завоевав симпатии своим участием в конских состязаниях, Грубов стал популярен в степи. Здесь знали его под именем Урусбека.
…В городах России бушевал великий 1905 год. Этот ураган дохнул и на отдалённую царскую колонию Туркестан.
В степи же было тихо. Только иногда в кочевьях появлялись пришлые люди: богатые купцы Бухары, Афганистана, Ирана, Турции. Обильно угощаясь, они вели тайные беседы с султанами и манапами и уезжали, сопровождаемые благословением хозяев.
Чаще и чаще в кочевьях звучали мудрёные слова: "панисламизм" и "пантюркизм".
Приезжие внушали кочевникам, что все мусульмане братья, что всем им следует объединиться и, прогнав неверных, создать могучее государство магометан.
Вот в это время Сарымкул назвал Грубова своим братом, приблизил к себе. Геннадию Васильевичу очень пригодилось знание французского языка, на котором он мог объясняться с турецким офицером Салимом-пашой, частым гостем в кочевье.
Иногда вместе с Грубовым Сарымкул ездил по степи, навещал богатых и влиятельных соседей. Появление его в Поршнифе тоже было не случайным.