Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
Хмурый декабрьский день разгулялся метелью. Мягкие хлопья снежинок сыпались с неба, весело кружились, летели то плавно, то взвиваясь, завихрялись и падали, падали.
Притих и притаился город.
Был тот час, когда учреждения, закончив работу, закрылись, а служащие разошлись, успев забежать в магазины, и теперь мирно обедали в своих квартирах. Центральные улицы и те были пустынными.
Но вот зазвучали бубенчики, и, скользя полозьями по тонкому слою снега, сани остановились у городской
Из саней вышел высокий мужчина в тёплой шубе.
Расплатившись с извозчиком, он поднялся на крыльцо и открыл дверь в большую, ярко освещённую комнату, где за прилавком молодой человек сортировал склянки и пакетики. Вошедший спросил:
— Скажите, у вас работает провизор Бетгер?
— Карл Богданович? Пройдите вот сюда!
Посетитель, отряхнув с меховой шапки остатки снега, прошёл за прилавок, открыл дверь.
За большим столом, заваленным пачками сколотых рецептов, стопками книг и заставленным ретортами и склянками, сидел высокий человек в форме военного провизора. Он через очки внимательно на свет рассматривал пробирку с какой-то жидкостью. Смуглое лицо, обрамлённое зачёсанными назад тёмными с сильной проседью волосами, выражало крайнее напряжение. Маленькая, тоже с проседью, бородка недовольно топорщилась.
Услышав скрип двери, Бетгер оторвался от пробирки и перевёл взгляд на вошедшего. Несколько секунд пытливо смотрел на него, затем поставил пробирку в штабелёк и, улыбаясь, воскликнул:
— Какими судьбами, Виктор Владимирович?
— Узнали? Значит, не сильно изменился…
— Ровно настолько, чтобы смогли узнать друзья.
Он поднялся, пожал руку пришедшему и, усаживая его возле стола, сказал:
— Вид у вас солидный, внушающий доверие: богатая шуба, меховая шапка — совсем буржуа. Откуда?
— Был за границей, а сейчас еду, из Питера, заезжал в Асхабад. Удобно теперь поездом. Говорят, в прошлом году закончили строительство Оренбургской дороги. Совсем будет хорошо. Разве так мы путешествовали в восьмидесятых годах?
— О, изменений у нас много, и хороших и плохих. Только беспокойно стало. Борьба с революцией приняла приданные размеры…
— Слушал я в Питере, что Ташкент не отстаёт. Скажите, Карл Богданович, кто из наших людей уцелел?
— В редакции никого нет из прежних. Морозова арестовали и приговорили к годичному заключению, потом выслали.
— Это было при мне. Тогда сразу забрали десять человек.
— В ноябре прошлого года взяли Быховского. Говорят, бесился губернатор, когда не удалось захватить жену Морозова — Аполлинарию Владиславовну. Она после Быховского редактировала газету. Вовремя предупредили её. В феврале уехала и натянула полицмейстеру нос. О других не знаю, далеко стою.
— Ну, а сочувствующие?
— Присмирели. Это не девятьсот пятый год. Пошли такие строгости, вы и представить себе не можете. У нас так: если часто ходите в гости — неблагонадёжный. Ну, и чуть что — высылка.
Снова
— Не узнали, Карл Богданович?
— Силин! Голубчик, заходи, заходи. Как тебя узнать в этом наряде?
— Батюшки! Никак капитан Ронин? Едва признал вас.
Ронин подошёл и обнял Силина:
— Экую удачу мне послал случай. Сколько лет не виделись… Кочуешь?
— Да, с тех пор…
— Доволен?
— Вольная жизнь. Хорошо. Только скучно без привычных хороших людей. Там, в горах да в степях, почитай, в год трёх-четырёх человек встретишь, побеседуешь… А я вам, Карл Богданович, корешков достал.
— Мне твои Алексей уже привёз горных трав.
— Он-то и надоумил меня, показал, что вам надо, срисовал. И я стал приглядываться. Смотрите, сгодится? — Силин развязал пояс и выложил на стол несколько связанных в пучки кореньев. — Вот этих не знаю, а эти самые настоящие иссыккульские корешки, — он указал на желтоватые корни.
— Да неужто раздобыл? Вот спасибо! — воскликнул Бетгер и обратился к Ронину.
— Интересное растение. Содержит большой процент алколоида. Хочу произвести анализ, изучить. В горах Тянь-Шаня масса лекарственных трав.
Между тем Силин достал тетрадь, аккуратно перелистал её и вынул сложенный лист:
— Хотел я у вас, Карл Богданович, да вот и у Виктора Владимировича совета поспрашивать.
— Что ж, поможем, коль сможем, — улыбнулся Бетгер.
— Тут вот какая оказия. Жители кишлака Поршкиф…
— Это на Памире? — спросил Ронин.
— Точно так. Жалобу написали, притесняет их бек Дотхо, дальше некуда. Как бы передать эту жалобу в хорошие руки, чтобы толк получился?
Бетгер принял из рук Силина бумагу, прочёл её внимательно, затем передал Ронину.
— Явление обычное в бухарской деспотии. Надо подумать, кого бы привлечь к этому делу, — задумчиво произнёс провизор.
Силин раскрыл своё намерение:
— По первоначалу решил пойти в канцелярию генерал-губернатора, да побоялся. Положат под сукно…
— Пожалуй… Теперь все заняты ловлей революционеров, — рассудил Ронин.
— Ну, это не совсем так. Общественное мнение привлечено к угнетённому состоянию подданных эмира. В газетах и наших, и столичных, часто появляются разоблачительные статьи, — ответил Бетгер.
— А если передать в газету? Как думаете, Карл Богданович? — озабоченно спросил Силин.
Ронин поддержал:
— Это, пожалуй, будет правильно. Материал боевой.
— Я другого мнения. Лучше, если ты, Силин, сам вручишь эту жалобу в канцелярию. Я напишу записку Семёнову. Он интересуется нашим краем и уж не позволит залежаться жалобе.
— Семёнов? Александр Александрович? Вот кого и я бы повидал, — оживился капитан. — Интересный человек, быть ему учёным. Однако мне пора, есть ещё кое-какие дела. Всего лучшего, Карл Богданович.