Гнев божий
Шрифт:
Все, хватит. На голодный желудок — и глотка хватит, чтобы окосеть.
Проблему с голодом тоже можно было решить. Ели кошек, собак, домашнюю скотину, где она еще осталась, — а кое-кто, по слухам, ел и мясо людей. Вчера Гагик наткнулся на труп собаки, напополам перерезанный осколком, а человеческие трупы попадались тут постоянно, в том числе свежие. Но он никак не смог пересилить себя и предпочел остаться голодным. Про себя он решил, что если сегодня не удастся чем-то поживиться, то он еще раз сходит на лозу, даже рискуя жизнью — в тех местах были азербайджанские снайперы. Собак он есть не будет, он не азербайджанская собака, жрущая падаль.
Рация была на последнем
С этой мыслью Гагик осторожно пополз вперед…
Интересно, что сегодня будут делать азерботы? Позавчера им крепко досталось, трупами загрузили целую машину. Рискнут сегодня — или нет? Если рискнут — то выйдут из Шуши, две-три БМП и грузовики. Интересно, сколько осталось снарядов там, куда он передает координаты? Должно было уже немного — Армения испытывала нужду практически во всех видах военного имущества. Может быть, он напрасно рискует сейчас жизнью и по его координатам никто не нанесет удар? Как бы то ни было — надо было двигаться. Гагик определил по компасу, где находятся ближайшие армянские отряды, — и пополз в ту сторону. Пока он собирался провести там разведку, а ночью перейти, верней переползти условную линию, отделяющую своих от чужих. Постоянного фронта не было, были лишь опорные пункты, очаги сопротивления — и проникнуть на свою сторону проблем не составляло.
Арцах [49] здесь, как на всей своей площади, был гористым, поросшим кустарником, лесом. Когда-то давно здесь было нечто вроде горных курортов, куда приезжали поправлять здоровье, здесь же пасли скот и собирали виноград на вино. Сейчас эта земля была пустой и вымершей, села — разграбленными и сожженными, стада — угнанными или пущенными под нож. Ничего не осталось на этой земле.
Примерно к одиннадцати часам по местному времени Гагик выполз в небольшую долину. Замер, чтобы оглядеться, понять, нет ли опасности. Внизу, ниже по склону, парой сотен метров ниже точки, где был армянский разведчик, стояли несколько прилепившихся к горному склону домишек. Пустые прогалы окон — ни единого целого стекла — немо кричали о разразившейся здесь беде.
Гагик поднес к глазам бинокль, принялся рассматривать селение. Оно казалось вымершим — хотя рядом проходила дорога. Одна из натоптанных, временных дорог, использовавшихся в Карабахе для снабжения городов — постоянные дороги были хорошо пристреляны и заминированы, сил снимать мины, рискуя попасть под обстрел, у азерботов не было. В этой деревеньке мог быть пост, могли быть местные жители любой национальности — а могло и никого не быть. И чем дольше Гагик рассматривал эти руины — тем больше он убеждался, что никого там нет, и селение покинуто местными жителями. Но там могло быть что-то из еды — а есть хотелось.
Можно было рискнуть.
Гагик пополз по склону, извиваясь как змея, автомат он привычно тащил, зацепив за ремень, чтобы в случае чего — подтянуть и стрелять. Он намечал ориентиры, на которые полз, — вон там камень, вон там от камня — углубление, которое можно при необходимости использовать в качестве стрелковой позиции, вон там…
Стена… Выбеленная, неровная стена сложенного из местного камня бесхитростного крестьянского дома, оставленного хозяевами, когда началась война. Стена, к которой можно прислониться и которая остановит пулю.
Шаг за шагом, осторожно ступая по земле, чувствуя спиной каждую неровность
Первый дом. Чистый, вытоптанный земляной пол, искореженные головешки того, что когда-то было мебелью. Ничего.
Второй дом. Побогаче — с нормальным полом и не тронутый пожаром. Нет осколков — скорее всего, стекла не выбили, а выстеклили и увезли на продажу. Из-за обстрелов стекло дорогое и в большом дефиците. Тоже ничего.
Третий — опять земляной пол. Каким-то идиотским сюром — горшок с цветком на окне, цветок цветет, какой-то большой и яркий цветок. Есть печь — не сложенная из камня, а сваренная грубо, дешевая буржуйка, такие научились варить последнее время, когда не стало Советского Союза, а вместе с ним не стало и тепла в домах. Интересно, почему не увезли буржуйку…
За четвертым домом Гагик обнаружил огородик — маленький, заросший травой, но все же огородик. Это его и спасло, жадно выкапывая, дергая за зеленые хвосты перезревшую морковь, он услышал человеческую речь и упал на землю, как зверь, заравнивая рукой истроганную им грядку. Потом отполз чуть подальше — и замер.
— Чисто, господин капитан!
— Ты что орешь, дубина?!
Говорили по-русски. И на той и на другой стороне русский знали все, это по-прежнему был язык межнационального общения. На русском говорил весь комсостав, как с русской, так и с азербайджанской стороны, потому что за редким исключением учился он в одних училищах и служил он в одной и той же армии. На русском говорили и наемники, которых что с той, что с другой стороны было немало.
Разведчик появился совершенно неожиданно — здоровый, в непривычной расцветки турецком камуфляже, с автоматом. Его ошибкой было то, что он смотрел на склон холма, поросший мелким лесом, а надо было — под ноги. Гагик замер, помня только одно — человеческий глаз заточен на движение, человек замечает движение — а вот неподвижно лежащего может и не заметить.
Шурша высокой подсохшей травой, к первому вышел еще один.
— Шо уставился?
— Да думаю… Надо бы лесок этот заминировать, ловушек поставить. Мы тут — как в тире.
— Сам же и нарвешься.
— И пошмонать надо тут все…
На удачу Гагика — оба разведчика прислушались, а потом синхронно нырнули в дома. Только через минуту и он услышал надрывный вой автомобильного мотора, прерываемый на мгновение переключением передач. Сюда шли машины — не одна машина, а целая колонна. Одиночкой ездить было опасно, а вот на колонну напасть малыми силами вряд ли посмеют.
Пока колонна — два раздрызганных, забитых вперемешку людьми и тюками с грузом автобуса «ПАЗ», один старенький «КамАЗ», возглавлявший колонну «УАЗ» со снятым верхом и самодельной пулеметной турелью, но без пулемета на ней, замыкающий «УАЗ» без пулемета и без турели — приближалась к разбитому селу, Гагик успел спрятаться поосновательнее, теперь его уже непросто было найти — а сам он все видел, если смотреть осторожно.
Один из боевиков, или разведчиков, или не пойми кто, вышел на дорогу, повелительно махнул рукой. Колонна остановилась. Гагик отчетливо видел, что на боевике — такая же форма, как носит ОПОН, отряд полиции особого назначения, который возглавлял порядочный бандит по имени Искандер Гамидов. Наверняка это и был опоновец — но что он тут делал, было непонятно, это была ничейная земля, ОПОН сюда не рисковал соваться. Как следует воевали только азербайджанские беженцы — они воевали за родную землю, да некоторые наемники. Остальные воевали спустя рукава, прятались по тылам, мародерствовали. В мародерке отличался тот же ОПОН.