Гнев божий
Шрифт:
На балкон еще кто-то вышел…
Саид Джан. Он сплюнул прямо на улицу, потом достал пачку сигарет.
— Будешь?
— Нет…
— А я закурю.
Полковник прикурил от зажигалки, сделанной умельцами из гильзы крупнокалиберного пулемета, выпустил в невесомый вечерний кабульский воздух клуб дыма.
— Скоро начнут обстреливать.
Алим не ответил.
— Как думаешь, кто виноват в том, что происходит? — спросил полковник.
— Мы и виноваты, рафик Саид.
— Мы… о нет, бача, если виноваты мы — не виноват никто. Это удобная формулировка, чтобы уйти от ответственности.
Алим снова смолчал — ему был неприятен этот разговор.
— Армия должна взять власть, — твердо сказал
Алим вздрогнул, повернулся к нему.
— Что вы имеете в виду, рафик дагероль?
— То и имею. Город обстреливают, перед нами — враг. Слишком много стало предателей, наши партийные деятели, вместо того чтобы вести нас — грызутся, как пауки в банке. Они боятся армии, тех, кто может всех спасти. Надо наводить порядок.
Полковник помолчал, словно подбирая слова.
— Как ты думаешь, когда все пошло не так?
— Не знаю, рафик дагероль, я молод.
— Я вижу. А вот я… уже стар, хоть и молод годами. Видишь?
Полковник закатал рукав гимнастерки, показал молодому парню, который его спас, чудовищный шрам на локте.
— Как ты думаешь, где я его получил?
— В бою, где же еще.
— Верно, в бою. Но не с теми, с кем ты думаешь. Я получил его в бою с шурави, в декабре семьдесят девятого. Меня тогда прислали от полка в Кабул, и я удостоился чести быть принятым самим учителем, рафиком Амином. Ты помнишь про этого человека, Алим?
Алим помнил — на курсах по ликвидации безграмотности говорили о нем. Говорили как о кровавом диктаторе, залившем Кабул кровью, допустившем чудовищные злоупотребления, казнившем немало верных партийцев.
— Я знаю, о чем ты думаешь, рафик. Парчамисты, когда пришли к власти на штыках шурави, — они оболгали учителя. А ведь учитель принимал меня в партию, и я лучше знаю, о чем говорю. Этот позер и алкоголик, придя к власти, не собирался ничего делать, он был сыном генерала и считал, что работать не нужно. Никто не пришел воевать за него, когда надо было воевать, [57] — и учителя убили шурави. Но я уже простил за это шурави… они сами не знали что творили, проклятый Кармаль напел им в уши. Когда я последний раз видел учителя — он был рад как никогда, говорил, что шурави вошли и всем будет легче — он ведь не знал тогда, что шурави пришли, чтобы убить его, и Кармаль пришел с ними. Говорят, что в Хальке произошел раскол на два лагеря, а Парчам един… но как же он един, посмотри что происходит? Ведь каждый из парчамистов — кто сын генерала, кто сенатора, кто племенного вождя, и для каждого из них невозможно подчиниться другому, даже если дело идет об угрозе революции. Потом был обед, учителю стало плохо… и офицер, командовавший охраной, приказал мне оставаться во дворце, потому что был день пандшанба, четверг, и многие офицеры ушли домой, офицеров не хватало. Потом начался бой… мы думали, что это пришли сторонники Тараки, но потом кто-то крикнул, что это шурави идут на штурм. Мы сражались… стреляли в шурави, а они стреляли в нас, а ты знаешь, как умеют воевать шурави. Меня ранило несколько раз, и я потерял сознание… а шурави отвезли меня в госпиталь, откуда я сбежал в свой полк и никогда не говорил о том, что произошло. Но я точно знаю — кто виноват в том, что происходит, и что мы сделали не так. Учитель наводил порядок, а мы убили его и вместо него поставили негодяя и алкоголика Кармаля. Вот тогда-то мы и предали свою революцию…
Полковник помолчал, обдумывая то, что он собирается сказать.
— Есть люди, готовые искупить предательство. Среди нас нет раскола. Мы все воевали за революцию и не отдадим ее просто так в руки словоблудов. Ты готов присоединиться к нам и спасти революцию?
Алиму не нравилось то, что он слышал. Потом, многим позже, он пожалеет об этом. Нет, не о том, что он сделает сейчас — о том, что он сделает потом,
— Я готов на все, чтобы спасти нашу революцию, рафик дагероль.
Полковник улыбнулся:
— Я в тебе и не сомневался. Ты мужественный солдат и не раз доказал это. Таким, как ты — место в рядах воинов, а не негодяев и словоблудов. Будь готов. Когда потребуется — я вызову тебя.
30 июня 2014 года
Ирак, пригород Багдада
Пятьдесят второй сектор безопасности
Время собирать земли — и время разбрасывать. Когда-то давно его прапрадеды не смогли удержать земли, по праву принадлежащие Великой Османской Империи. Теперь — его время. Время собирать…
Капитан Абдалла Гуль, одетый в свою обычную форму, проверился — не едет ли кто за ним, потом свернул в сторону складов. Это была окраина города, бывший логистический центр армии США, теперь здесь были склады частных военных компаний, в которых много чего хранилось (поговаривают — и наркотики тоже). Вот только в одном из складов были не только товары, были живые люди.
Охранялся склад довольно прилично — два бронированных «Хаммера», пулеметы на каждом, пятеро статик-гардов. Капитан Гуль на американский манер хлопнул ладонью по ладони старшего поста и проехал дальше. А что проверять — DOD Badge, основной документ, удостоверяющий личность частного военного контрактора, висел, где и положено, на левой стороне груди, а больше и проверять нечего. В этой стране были чужие и были свои, и если ты был свой — то ты был, в самом деле, свой, тебя не проверяли и не обыскивали. Рано или поздно за потерю бдительности предстояло расплатиться…
Капитан Гуль свернул налево, покатился по накатанной и засыпанной прикатанным катком щебнем дороге. По левую сторону от него были склады — серые, одинаковые, с устройствами контроля доступа, охраной у некоторых складов, которой платили в этой долбаной стране меньше всех — хорошо если пару сотен в день. По правую сторону стояли бесконечные ряды техники, «Хаммеры» с тяжелым бронированием и кустарно бронированные, MRAPы самых первых серий, высокие, неуклюжие. Только тут этой техники было около тысячи единиц, процентов тридцать годились только в металлолом, зато остальные семьдесят — могли еще послужить. Дело было в том, что вся эта техника была очень тяжелой, и в то же время плохо подходила для каких бы то ни было ТВД кроме ближневосточного. Везти ее назад, в Штаты, было слишком дорого, покупателей здесь почему-то не находилось — вот и стояла эта техника живым памятником безумной гражданской войне, бушующей в этой стране уже четырнадцать лет. Может быть, когда и пригодится, а может, и нет.
Все это богатство охранялось системой контроля периметра и четырьмя статик-гардами… какими-то восточно-европейцами, кажется. Просто безумие — тысяча единиц бронированной боевой техники охраняется четырьмя людьми. Ничего — имэта техника еще очень пригодится, когда они придут сюда.
Свернул около нужного склада — дорогу он хорошо знал. Такой же склад, как и все остальные, и три последующих — тоже точно такие же. Все четыре арендованы одной из частных военных компаний, той же самой, на которую работает Гуль. Реальный хозяин — Серые волки. Номинальный — зарегистрированная в офшоре компания с темным происхождением, следы которой ведут в Израиль.