Гнездо орла
Шрифт:
У любимой дочери Эдды тоже были неприятности: ее муж, красавец и светский лев Галеаццо Чиано чересчур откровенно преследовал вдову бывшего министра иностранных дел графиню Маргариту, которую все женщины в семье дуче считали немецкой шпионкой: семь лет назад, до своего замужества, она два года прожила в Германии любовницей Роберта Лея.
Огорчения дочери были для Муссолини несравнимо тяжелее собственных. Он знал, что Чиано в свое время хотел жениться на пятнадцатилетней тогда Маргарите Мадзинни; к тому же Марго была так ослепительно красива, что он не умел быть с ней строгим, как того требовала
Темпераментная Эдда, прогуливаясь с министром по величественным залам музея скульптуры на вилле Боргезе, прямо сказала, что просит помочь поставить на место интриганку Марго; то есть на такое место, где рядом не смог бы оказаться Чиано. Этого будет достаточно.
Такое место было только одно: рядом с человеком, которого Марго и теперь бы предпочла всем остальным, — рядом с Робертом Леем.
Риббентроп намекнул Гитлеру о возможности оказать дуче большую услугу, «очень большую, мой фюрер, поскольку у него сердце не на месте из-за переживаний Эдды». На самом деле сам дуче пока ничего не знал, услуга оказывалась Эдде, имевшей огромное влияние на отца.
Гитлер все отлично понял. Интрига закрутилась, как водоворот, втягивая новые лица. Гитлер позвонил Лею, и тот, прервав поездку, вылетел в Рим. О настоящей цели визита он даже не догадывался; все выглядело естественным продолжением поездки рабочего вождя по городам Германии. Остальные участники заговора делали вид, что ничего не знают.
История разворачивалась стремительно. Во время вечернего приема на вилле Боргезе, официальной резиденции Муссолини, блистательную Марго бывший возлюбленный не замечал. За столом Лей оказался между нею и Риббентропом, который за ней ухаживал, дразня Чиано. Тот впивался взглядами в возбужденную графиню. В Италии страсти не уютное пламя в камине, а извержение Этны!
После банкета, в одном из апартаментов дворца, Марго получила пощечину от разгоряченного вином Галеаццо и, отвесив ему десяток в ответ, выбежала вон. В это время в других апартаментах уставший от выступлений Лей уже разделся, собираясь спокойно поспать эту ночь. Дальше произошла сцена, короткая, как вспышка молнии. Марго умоляла о «ночи любви»; Лей выставил ее вон. Утром он узнал, что молодая женщина погибла.
Это был несчастный случай: Марго разбилась, не справившись с управлением на Аппиевой дороге, на которой велись ремонтные работы.
Такой развязки, конечно, не ожидал никто. Чиано рыдал, Эдда надела траур, ничего не подозревавший Муссолини утешал дочь, пожаловавшуюся ему на угрызения совести, и резко говорил с зятем, упрекая его в легкомыслии.
— Ты чересчур своевольничаешь, — сказал он. — Больше я не стану этого терпеть! Если тебе не нравится Риббентроп, то это не значит, что мне должна не нравиться политика фюрера. Я поменял о ней мнение. Ты настраивал меня против аншлюса Австрии, и хорош бы я был, если бы тебя послушал. Теперь помолчи! Я намерен одобрить планы фюрера по чехам. А ты займись своей семьей.
Эта судорожная история
Самолет фюрера поднялся в фиолетовое небо над Миланом, едва не угодив в облако из разноцветных шариков, которое сдуло к аэродрому, — прощальный привет от безалаберных итальянцев.
Когда в салоне все успокоилось, Гитлер подсел к Лею, равнодушно глядящему в круглое окошко.
— Мне этот визит стоил многих седых волос, — сказал Адольф. — Когда летели в Неаполь, на военно-морской парад, я похвалил самолет, так дуче вдруг объявил, что сейчас сам его поведет, и уже собрался идти в кабину пилотов… До чего темпераментны эти итальянцы!
Лей кивнул.
— Пять минут назад мы все могли разбиться, — продолжал фюрер. — Я никогда по-настоящему не верил в судьбу, рок и прочее, но согласитесь — если кто-то гибнет, а кто-то — нет, значит, так для чего-то нужно было?
Лей снова кивнул.
— Хотел вас ободрить, да… неудачно. — Гитлер положил на его руку свою. — А ведь вы мне кое-что обещали, в Вене, помните?
— Да. — Роберт достал из саквояжа свой именной браунинг и посмотрел на Гитлера. Тот быстро протянул руку, точно боясь, что Лей передумает.
…Это было не то оружие, из которого Ангелика выстрелила себе в грудь. Но то самое, что часто у нее видели: Гели всюду носила его с собой, любовалась им, как ценной игрушкой.
— Благодарю. — Гитлер опустил руку с браунингом в карман своего кожаного плаща и глубоко вздохнул. Потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Роберт, чтобы ему не мешать, опять уставился в иллюминатор.
Очнулся он оттого, что кто-то трогал его за рукав.
— Просыпайтесь, мой дорогой, мы уже сели, — говорил Гитлер, поправляя галстук. — Мы с вами проспали весь полет до Мюнхена. Я даже посадки не помню. Замечательно — никаких волнений.
Встречающие — Геринг и Гесс, уже стояли у трапа плечом к плечу. Однако при выходе фюрера Геринг слегка выдвинулся вперед. Свита внимательно проследила, кому первому Гитлер протянет руку. Но ничего сенсационного не случилось — обычная процедура: рукопожатие и дружеские объятия с Гессом, затем рукопожатие с Герингом и остальными.
По пути Гитлер коротко рассказал Гессу и об итогах визита, и об истории с автокатастрофой, в которой погибла бывшая любовница Лея. У Гесса с Марго тоже были связаны кое-какие воспоминания.
— Что, он сильно переживает? — спросил Рудольф.
— Как всегда, во всем винит себя, — поморщился Гитлер. — Она была у него накануне. Уехала ночью, одна, в слезах, в истерике… Я опасаюсь за него, Руди. Грета в Бергхофе. Не начался бы у него опять роман с бутылкой.
Гесс вечером заехал к Лею. Тот был дома, работал со Шмеером и фон Рентельном. На столах стоял коньяк; из соседней с кабинетом гостиной доносились женские голоса. Но Роберт был трезв, а голоса принадлежали Юнити Митфорд и Лени Рифеншталь, вернувшимся после съемок в горах.