Гнездо орла
Шрифт:
Сколько раз в детстве Маргарита рисовала эти горы под матовым, со стальным отливом небом, но посадить на одну из вершин одноглазого циклопа долго побаивалась. И все-таки решилась. Не срисовала его у Пуссена, а придумала сама — в общем обыкновенного на вид человека, только сильно увеличенного. И той же ночью ей приснилось, будто этот Полифем оживает и вот-вот усядется на их милую, уютную гору, где столько исхожено тропинок и растут такие красивые цветы. Маргарита на всю жизнь запомнила, как вскочила ночью с постели, развела серую краску засохшей кисточкой и замазала Полифема. А наутро, рассмотрев картинку, не нашла даже контуров чудовища —
…Маргарита почувствовала, как ее осторожно погладили по плечу. Мать стояла рядом и смотрела тревожно-вопросительно.
— Все пошли прогуляться по саду, — сказала она. — Ани звала тебя, но ты не ответила. Ты уже полчаса стоишь так.
— Просто вспомнила свои детские страхи.
Грета улыбнулась. Но мать заметила у нее такой же непонятный, уходящий в себя взгляд, какой поймала недавно у старшего сына, когда он так же глядел отсюда на знакомый с детства пейзаж.
Перед сном Маргарита зашла к Роберту, заранее зная, что ей не следует этого делать. Всякий раз, заставая его спящим, она обманывала себя, что сможет от него уйти. Она и теперь только поправила ему неловко подвернутую руку и поцеловала в мокрый висок.
И как всегда, от первого же прикосновенья, начало наползать что-то, обтекая сзади, сгущая, концентрируя перед глазами нежный, почти осязаемый свет, в котором растворялись предметы. Поэтические мгновенья, пересчитанные ударами сердца… И прямо к нему, к ее сердцу, уже тянется его рука — горячая, властная, нетерпеливая.
…Наслаждение билось и трепетало в мозгу… Только с ней, со своею Маргаритой, он вновь ощущал себя целым, каким и пришел в этот мир и каким хотел бы из него выйти.
…Ей показалось, что он снова задремал, и она приподнялась тихонько, но он, мягко обвив рукой талию, уложил ее на себя, затем подтянув, усадил, как часто делал, не желая отпускать во время необходимой передышки.
— В этой позе я рискую, — напомнила Маргарита.
— Если захочешь еще детей, скажешь, а пока не думай ни о чем и не бойся.
Она знала, что верить нельзя, но верила, за столько лет ни разу не уловив, как ему это удается.
За годы близости они узнали друг друга настолько, что это оставалось для нее единственным секретом, который он не позволял ей разгадать.
У нее тоже был секрет — совсем особый способ доставить ему внезапное острое наслаждение, от которого он на мгновение терял ощущение себя и окружающего, будто проваливался в бездну, откуда затем вновь с болью выныривал. В такие моменты он делался беззащитен, как новорожденный. Этим способом она даже могла бы воспользоваться как орудием, если бы ей вдруг понадобилась эта минута физической власти над ним.
Уже рассвело, когда он кротко поинтересовался, не устала ли его девочка.
— Собираешься проспать еще сутки? — ответила Маргарита. — Но я завтра уезжаю.
— Тем более стоит провести этот день в постели.
— Тогда без меня. — Она наконец встала
— Ну, и что же ты пишешь? — спросил Роберт, потягиваясь. — Философия, риторика, греческий и латинский языки?
— Пока — французский и английский. Игровой курс для малышей. Программа «погружения» для старшеклассников.
— Грета! — Лей приподнялся на локте. — Ты видела наши школы?! Во что там «погружают» пятнадцатилетних?!
— В дерьмо!!!
На столике в изголовье постели зазвонил телефон. Роберт взял трубку и слушал минуты три. Маргарита собралась выйти, но он жестом велел ей задержаться.
— Я сейчас передам трубку жене, — сказал он. — Пожалуйста, повторите ей это сами.
Звонил Гиммлер. Маргарита выслушала, поблагодарила. Гиммлер предупреждал о необходимости усилить охрану. Сегодняшней ночью сразу в семи городах Германии совершены диверсии; погибли несколько человек. «Постарайтесь повлиять на вашего мужа, — добавил он. — Народная любовь не сможет защитить его при определенных обстоятельствах. Я бы настаивал, чтобы он на время прервал поездку, но он ведь не послушает».
— Гиммлер пришлет сюда своих парней, и они пока при тебе останутся, — сказал ей Роберт, доставая полотенце. — И не вздумай возражать! Он всерьез за тебя опасается.
— Мы могли бы остаться на несколько дней… — начала Маргарита.
Роберт поморщился.
— Успокойся, мне ничего не грозит. Гиммлер — перестраховщик.
— Тогда для чего мне такая охрана?
— Она тебе не помешает.
Когда он вернулся после ванной, Маргарита сидела на постели, опершись локтями в колени и подбородком о ладонь. О, эта поза огорченных упрямиц!
— Грета! Одним из объектов покушения стала женщина.
— Я не буду ходить и ездить по Германии с охраной СС!
Теперь она уставилась взглядом в его живот. Роберт отвернулся, поискал рубашку. Маргарита встала и, открыв шкаф, спросила, какую ему. Он пожал плечами, что означало: «Все равно. Сегодня я не уеду». Перебрав несколько пакетов, она распечатала светлую в полоску.
Каждый раз, как она твердо говорила «нет», которое, конечно, им не бывало принято, следовал ее отъезд из Германии.
Роберт надел рубашку, застегнув внизу не на ту пуговицу.
— Я вернусь в Бергхоф, — тихо сказала Маргарита, — и подожду тебя там.
Он кивнул.
— Какой мне надеть г-галстук?
Она выбрала ему галстук, крепко сцепив зубы. Нужно было успокоиться.
— Эта женщина ранена? — спросила она, уже переведя дыхание.
— Нет, она не пострадала.
— А кто она?
— Эльза Кох, жена начальника Бухенвальда.
— Что это — Бухенвальд?
— Г-город.
Маргарита подошла, чтобы завязать ему галстук. Их обычная процедура… Сейчас он успокоится.
Генрих Гиммлер вызвал из Австрии сотрудника СД Отто Скорцени — командира одного из лучших спецотрядов, австрийца по национальности, с университетским образованием.
Последнее обстоятельство было важно: Гиммлер всегда давал Скорцени особые задания. На этот раз тот должен был отвечать за безопасность всего одной молодой женщины — преданной жены, заботливой матери… Любимица фюрера, сестра и жена верховных вождей рейха, она, безусловно, могла представлять желанный объект, чтобы выплеснуть злобу, какому-нибудь террористу-неудачнику. Однако скрытый смысл поручения Гиммлера заключался в другом.