Гнездо орла
Шрифт:
— Геринг требует стереть Штрайхера в порошок, — подытожил Гитлер.
— Предоставь ему сделать это собственноручно, — ответил Гесс и вынес папки из кабинета.
— Ты хорошо сделал, Руди, я очень благодарен тебе, — усмехнулся Гитлер. — Но если следовать по такому пути, то придется завести особого адъютанта, который станет бегать туда-сюда и выносить от меня проблемы. Которые потом все равно заползут обратно.
В дверь тихо постучали. Это был Альберт Борман; он держал в руке телефонную трубку:
— Мой фюрер, покушение.
— Кто? — резко спросил Гитлер.
— Доктор Лей.
Гитлер выхватил у него трубку:
— Что? Говорите! Ранен… жив?
Взглянув на побледневшего Рудольфа, быстро кивнул ему:
— Жив. Гиммлер больше ничего не знает.
Металлургический завод Боша был последним пунктом летней инспекции вождя ГТФ — образцовое предприятие, на которое всегда возили гостей, чтобы продемонстрировать лучшие достижения «нового порядка». Завод был показательным и с точки зрения безопасности: именно на нем гиммлеровская тактика «правильных доносов» внедрялась с особой тщательностью.
Сейчас вся территория предприятия была оцеплена двойным кордоном СС, хотя никто еще не был арестован. По обилию эсэсовских чинов и настроению самого рейхсфюрера было ясно, что именно на этом образцовом заводе Гиммлер принял версию покушения как единственную, сразу уверовав в нее.
Одновременно с Гитлером и Гессом к заводу подъехал и сам Карл Бош, ничего не понимающий, расстроенный.
Председатель Наблюдательного совета «ИГ Фарбен» [14] , один из финансовых столпов режима, отказывался верить в покушение, называя произошедшее «недоразумением».
14
Химический концерн.
— Я знаю здесь каждого сталевара, каждого помощника сталевара… Я с каждым отливщиком дважды в месяц здороваюсь за руку, — говорил он. — Я знаю, чем живут эти люди, как они принимают перемены и как относятся к Лею. Нет, они не могли причинить ему зла!
Наивный лепет доктора философии и лауреата Нобелевской премии по химии (1931 года) только раздражал рейхсфюрера. Гитлер, похоже, тоже не верил. Гесса интересовало только состояние пострадавшего.
Лея уже увезли в клинику Брандта на рентген. Оказалось, что у него серьезная травма обеих ног.
В машине, по пути к Брандту, Гитлер задумался над этим фактом и высказал Гессу свое недоумение: если, как стало известно, не было ни взрыва, ни выстрелов, то — несколько странное повреждение при покушении.
Сам Брандт был занят с пострадавшим; свита рейхсляйтера ожидала результатов. Здесь наконец Гитлер и Гесс узнали, что же произошло или как по крайней мере это выглядело.
Проходя по одному из цехов, Лей, как обычно, разговаривал с рабочими, осматривал станки. От сопровождающих его чиновников
Находившиеся неподалеку от Лея видели, как он неожиданно, сильно вздрогнув, замер на несколько мгновений, а затем упал на руки успевших подхватить его сотрудников. Никто ничего не понял. Кто-то крикнул, что нужен лед, кто-то поднял с пола стальную отливку в виде толстого стального прута, говоря, что ею рейхсляйтера только что ударило по обеим ногам, кто-то крикнул о покушении… Состояние самого Лея было ужасное: весь белый, в холодном поту, он корчился от боли, не в состоянии выговорить ни слова.
Один из сотрудников, негласно выполняющий роль телохранителя, имел при себе лекарства, шприцы и ампулы с обезболивающим. Он сделал Лею укол, и того почти без сознания увезли в клинику Карла Брандта. После чего началась свистопляска: подоспели СС во главе с самим рейхсфюрером, имевшим серьезные намерения.
Выслушав, Гитлер в недоумении посмотрел на Гесса; тот тоже не понимал, откуда, например, взялся стальной прут. Оказалось, что такие отливки иногда вылетали из тисков, поэтому техника безопасности запрещала ходить и стоять в определенных местах. Гитлер и Гесс снова переглянулись.
— Так, может быть… — начал Гесс. Он не успел договорить; вышел Брандт, как будто даже веселый, и сообщил, что у Лея на редкость прочные кости: при таком ударе — ни переломов, ни трещин.
— Что же все-таки с ним? — недоумевал Гитлер.
— Чертовски не повезло, — вздохнул Брандт. — Я знаю два рода боли, которые почти невозможно вытерпеть, поскольку они не отключают сознания — проникающее ранение в живот и такой вот удар по костям голени.
— Он в сознании? — спросил Рудольф.
— Да, в полном. Пишет объяснение случившегося. Но это ненадолго… Боль вот-вот вернется, а он отказывается от уколов.
Гитлер, Гесс и Бош вошли к Лею, который быстро писал что-то, лежа на спине; лист бумаги держал перед ним ассистент Брандта. Он сразу попросил Гесса и Боша своими подписями засвидетельствовать, что он дает показания в здравом уме и твердой памяти. «Иначе на Гиммлера не подействует», — добавил он.
— Я же говорил, что это недоразумение, несчастный случай! — воскликнул Бош.
— Роберт, что с вами произошло? — спросил Гитлер. — Если вы можете говорить и помните…
— Могу и помню, — кивнул Лей. — Только, пожалуйста, прежде подпишите и отправьте Гиммлеру, пока еще не поздно дать задний ход. А я… просто болван, — продолжал он, когда его просьбу выполнили. — Мне сто раз было сказано, где нельзя стоять, а я… Вот и получил. — Он облизнул искусанные в кровь губы и повернулся к Бошу. — А что, уже началось?
— Я сейчас же вернусь на завод, — кивнул тот. — Я надеюсь, все уладится.