Гностикос
Шрифт:
- Пусть твой глупый брат побольше молчит и не позорит наш монастырь.
Гадзан позвал к себе брата и сказал:
- Знаменитый учитель Сён Саку захотел поговорить с тобой. Так ты предложи ему беседу молчания. Но главное, сам ничего не говори.
А через некоторое время Сён Саку зашел к Нан-ину и произнес:
- Я побежден вашим юным учеником. С благодарностью и почтением покидаю стены вашего монастыря.
Настоятель не мог поверить своим ушам.
- Как же это произошло?
- Он предложил мне беседу молчания. Тогда я показал ему один палец, подразумевая просветленного Будду.
И Сён Саку удалился.
Тем временем Гадзан допрашивал своего младшего брата о том, как прошла беседа молчания.
- Он долго молчал и разглядывал меня, а потом показал мне один палец, намекая, что я одноглазый. Я не стал обижаться и показал ему два пальца: мол, поздравляю вас с тем, что у вас два глаза. А он показывает мне три пальца и опять напоминает, что на двоих у нас три глаза. Я решил не поддаваться гневу в ответ на его жестокость и показал ему четыре: мол, зато у меня две руки и две ноги, и я доволен. А он опять смеется: две руки, две ноги и один глаз. Теперь уже я не сдержался и пригрозил ему кулаком. Тогда он одумался, поклонился мне и убежал.
- Совсем пусто в твоей голове!- возмутился Гадзан.
- Если бы было пусто, я смог бы вытащить пустоту оттуда,- возразил Тосун.- Сначала нужно иметь пустоту. Но как мне обрести эту пустоту? Это для меня загадка.
- Ты мне – брат, - сердито сказал Гадзан, - но я никак не пойму, как ты им оказался. Вот загадка!
- Так это просто: нас родили братьями.
- Нет ничего простого. Если бы все было просто, не понадобились бы мудрецы.
- А что было бы без мудрецов?
- Люди жили бы как звери в лесу.
- Зачем же тогда мудрецы уходят в лес от людей?
- Как это уместится в твоей пустой голове?
- Ты хочешь сказать, что в пустой голове мало места?
- Именно это.
- А куда же исчезли все места?
- Не место порождает вещь, но вещь порождает место. Нет вещи – нет и места для нее.
- А чистое место есть?
- Нет.
- Теперь я понял!
– воскликнул Тосун.
– Я думал, что пустота – это чистое место, но пустота – это тоже вещь. Но тогда почему я не могу вытащить эту вещь?
И с тех пор стал думать Тосун об одном, как вытащить из себя вещь по имени «пустота».
Как-то раз Нан-ин отправил Гадзана, которого с годами все больше ценил и прочил в свои преемники, с одной почетной миссией в уездные города для сбора пожертвований. В Китае имелись сутры, которые еще не были изданы в Японии. Они были напечатаны на деревянных блоках в количестве 7000 экземпляров. Кафедральный собор Тофуку объявил о сборе пожертвований на издание этих сутр. Нан-ин не хотел остаться в стороне от такого благородного
- Девушка, давай я тебе помогу, - сказал Тосун, подхватил девушки на руки и перенес через ручей. Девушка поблагодарила Тосуна, и они пошли дальше. Одноглазый монах весело смотрел по сторонам, а Гадзан сурово молчал. Он ждал, когда его брат раскается, но тот и не думал о чем-либо сожалеть. Наконец, Гадзан не выдержал:
- Мы – монахи. Нам нужно держаться подальше от женщин.
- О чем ты говоришь?- удивился Тосун.
- О девушке, которую ты перенес через ручей.
- Но, брат, я ее там и оставил. А ты что, до сих пор ее несешь? Так ведь всю жизнь можно носить ее с собою.
К вечеру они достигли города и решили переночевать на гостином дворе. А ночью в их комнату забрался вор. Приставил нож к горлу Гадзана и сказал:
- Отдавай деньги, если не хочешь умереть.
- Как тебе не стыдно грабить монахов?
– возразил ему Гадзан.
– Зарежешь меня - и попадешь в ад.
- Я уже в аду!
– ответил вор.
Тогда Тосун, не вставая со своей постели, сказал:
- На столе лежит сума, а в ней несколько монет. Если тебе они так нужны, возьми и не мешай спать.
Вор сделал, как ему сказали. Когда он уже уходил, Тосун добавил:
- Ты забыл нас поблагодарить.
- Благодарю, монах, - ответил растерянно вор и тихо вышел.
Но заснуть братьям не удалось. Вора тут же поймали в другой комнате, и нашли деньги у него. Тогда позвали монахов, как свидетелей его преступления.
- Может быть, он и вор, но у меня он ничего не украл, - сказал Тосун.
– Я дал ему эти деньги, и он меня поблагодарил. Мы в расчете.
Наутро братья пожаловали к дому городского правителя для сбора пожертвований. Узнав про двух монахов, которые пришли из южного монастыря, и про то, с какой целью они явились, правитель пригласил их в дом. Никогда братья не бывали в такой изысканной обстановке среди высокородных господ, и Гадзан весь взмок от почтения. Хоть рубашку выжимай. А Тосун, благодаря своей то ли пустой, то ли не пустой голове, чувствовал себя как в лесу. Хозяин дома заговорил с ними и другими гостями о поэзии, о достоинствах японского пятистишия и китайского четверостишия. Сам он процитировал японскую танку и попросил монахов почитать что-нибудь из китайских образцов. Гадзан, чтобы не ударить в грязь лицом, произнес:
Две дочери торговца шелком жили в Киото,
Старшей было 20, младшей 18.
Солдат может сразить мечом.
А эти девушки – своими глазами.
Настала очередь Тосуна.
- Я не могу прочитать стихотворение. Я могу его только нарисовать.
Градоначальник велел подать бумагу и кисть. Тосун нарисовал две параллельные черточки, под ними какую-то закорючку, а еще ниже – длинную черту, параллельную двум верхним.
- Это стихотворение?
– спросил градоначальник.