Гнозис. Чужестранец
Шрифт:
Лаз снова застучал ложкой, а Платон уже привычно начал обдумывать ситуацию, решив, что вопросы задать можно как минимум после того, как он найдёт ванну или что-то вроде того.
***
С ванной не срослось. Он даже не успел узнать насчёт воды — такая тяжесть навалилась, что он едва добрёл до кровати. Ночью снилось что-то очень запутанное и странное: небоскребы, люди в дорогих костюмах, передающие друг другу мешки с золотыми монетами, потом какие-то грязные дети, таскающие железяки в пункт сдачи металла, где огромный викинг рассчитывался
Проснулся он уже засветло. Спустился вниз — никого за столами не было, отыскал слугу и попросил воды и какую-нибудь бадью. Тот хмыкнул, но через десять минут притащил на задний двор пару ведер, а бадьи по его словам нигде не нашлось.
Платон стянул с себя жесткую от пота и пыли одежду и вылил ведро на голову. Холодом обожгло кожу, будто с неё содрали защитный слой. В каком-то смысле так и было. Второе ведро он использовал, чтобы более или менее тщательно отмыть голову и волосы. Правда, одежду-то всё равно пришлось натянуть старую, но чувствовал он себя всё же гораздо лучше.
Побриться бы ещё, но на такую роскошь он даже не надеялся. Он ещё вчера обратил — столовые приборы все деревянные, ножи — в лучшем случае бронза, а то и вообще непонять что. Никаких металлических блюд, кастрюли мятые, как будто им лет по 50, разве что от времени не протерлись. С металлом в мире было действительно туго, так что ничего удивительного, что железо тут стоило целое состояние. Вряд ли тут легко удастся найти бритву.
Когда он зашёл внутрь, за столом сидели Криксар с Игорем.
— Серьезно, ни дома, ни жены? — с сомнением спросил Криксар.
— Не-а, так и странствую, — ответил Игорь, — это всё только кажется обязательным, но с годами привыкаешь. Так проще — ничего за собой не тащить. Ничего и не потеряешь.
Криксар задумчиво потянул себя за ухо, было заметно, что он не согласен, но показывать этого не хочет.
— И не хотелось ничего иного?
Платон присел рядом с ними за стол. Игорь ухмыльнулся, увидев мокрые волосы, но ответил на вопрос.
— Хотелось, конечно. Только ты пойми, я же ведь только убивать да прятаться умею. И то даже для этих дел я уже старею — неповоротлив стал, медлителен. — Платону видел его в деле и был совершенно уверен, что у Игоря нет никаких проблем с неповоротливостью и медлительностью. Но зачем он врёт? — Думаешь, с такой работой я бы смог где-то спокойно жить?
— Не знаю, не знаю. Я после этого путешествия за пределы города ни ногой, хватит с меня приключений. Спокойная жизнь — вот что мне нужно.
Криксар неожиданно погрустнел.
— Хотя, если честно, я вам завидую. Я уезжал, хотел добиться славы, а в итоге что? — он разочарованно махнул рукой. — Вот ты, Платон, почему ты покинул родной дом?
— Да у меня не то чтоб выбор был.
— Но почему тогда не пытаешься вернуться?
— Не думаю, что это возможно, если честно, — Платон замялся, — меня очень далеко от дома занесло.
— Ты
Что можно ответить на такой вопрос, если не можешь сказать правду, но любая ложь будет неправдоподобной?
— Извини, Криксар, не очень хочу об этом говорить. — Платон слабо улыбнулся. — Болезненные воспоминания.
Криксар тяжело вздохнул.
— А у кого из нас их нет.
Зал постепенно заполнялся людьми, слуги начали выносить завтрак, а путники были куда более спокойны — многих мучало похмелье. Амалзия появилась едва ли не позже всех, оглядела зал и сразу забрала Криксара поговорить о долгах.
— Тебе стоит придумать легенду, — негромко сказал Игорь, — иначе умные люди быстро догадаются о твоем прошлом.
— Да, только как, если я толком ничего не знаю. На Севере все сразу поймут, что я не с Севера, а тут все сразу понимают, что я не местный.
— Я долгое время говорил, что потерял память, но это тоже подозрительный вариант. — Игорь задумался. — В горах есть рудники, туда ссылают преступников. И с севера и с юга. Можешь сказаться беглецом.
— Нет уж, спасибо, прошлое каторжника мне не к лицу.
— И то верно. Южнее пустынь тоже не вариант — слишком светлокож.
— Тут, что весь мир состоит из полуострова с полисами и непонятного Севера?
— Двух полуостровов. Зубцы — Клык и Резец. — Поправил Игорь. — Вообще нет, толком тут ничего нет, только горы. Через море далеко никто не плавает — слишком жестокие штормы и волны, к тому же ветра тут дуют почти всегда к земле, как бы абсурдно это ни звучало.
Платон обернулся, проверил не подслушивает ли кто, но все были заняты своей едой. Лаз вообще практически сполз под стол, демонстрируя картину «жестокое похмелье сразило воина».
— Хотя, знаешь, на старых картах чуть севернее пустынь и восточнее Ситии, — так называется нынешняя империя северян, — есть остров. Довольно большой. Регулярно возникают слухи, что оттуда приплывают люди, высаживаются на побережье, сражаются с кочевниками. Какой-то ушлый торговец даже утверждал, что плавал туда, что сомнительно — северное море ещё опасней южного.
— Думаешь, я смогу сойти за человека оттуда?
— Никто же не знает, как они выглядят.
— А что насчет деталей? Если начнут расспрашивать?
— Придумай какую-нибудь брехню. Сам ведь говорил, чем откровеннее чушь, тем скорее в неё поверят.
Платон задумался. План звучал неплохо. Такая легенда, конечно, привлечет много внимания, но зато проверить её никто не сможет, а звучит она абсолютно естественно. Героический мореплаватель, пытавшийся преодолеть безумную стихию, оказался единственным выжившим в кораблекрушении. Бум! Он едва не погиб, частично потерял память, но верит, что сможет найти себя в новом мире. Бум! Его спасли героические караванщики, а он спас их. Бум!