Гнозис. Чужестранец
Шрифт:
— Тебя не волнует возможность помочь людям, только деньги? — спросил Платон.
— Не особо. Ну, то есть, это было бы неплохо, но вряд ли один человек, даже очень талантливый и честный, может остановить этот водоворот угасания. Да и своя рубашка ближе к телу, такой уж мир.
Платон не смог сдержать печальный смешок. Амалзия неожиданно гневно схватила его за плечо и развернула к себе.
— Смеёшься? Думаешь, ты образец моральный чистоты? Освободитель рабов и спаситель обездоленных, третий мессия, двенадцатый пророк? — в её голосе звенела злость. — Видел рабов на этих улицах?
Она отпустила Платона, сплюнула на землю и пошла дальше, не оборачиваясь.
— Амалзия, подожди. — Он попытался нагнать её. — Да погоди, я не хотел ничего такого.
Она не останавливалась. Когда он догнал её и положил руку на плечо, она резко скинула её и развернулась. В её глазах отражались отсветы пламени ближайшего факела, прикрепленного к стене.
Амалзия не успела ничего сказать — из ближайшего переулка раздался гнусавый голос.
— Добрые господа, помогите монеткой бедному человеку.
— Отвянь, — бросила Знающая, не прерывая зрительного контакта с Платоном.
— Зачем же грубо так! — воскликнул обладатель голоса.
Периферическим зрением Платон увидел, что из темноты выходят двое — крупные ребята в просторных хламидах. В руках блестела бронза.
Платон едва заметно качнул головой в их сторону. Амалзия хрустнула челюстью, потом резко развернулась к грабителям.
— Пошли к черту отсюда.
Двое переглянулись.
— Ты кажется забыла, что уже не в верхнем городе.
Платон ощутил волну жара. Нехорошо — здания построены так тесно, что пожар хрен потушишь потом.
— Нам нельзя привлекать внимания, — негромко сказал он.
Жар спал. Амалзия опустила руки, но так и продолжала стоять лицом к двум разбойникам.
— Уже привлекли, — ещё один голос раздался сзади.
Платон обернулся — к ним вышёл еще один мужчина, здоровенный детина, грудная клетка едва ли не с бочку размером, руки как стволы деревьев — настоящий великан.
— Эй, ты кто такой? — выкрикнул гнусавый грабитель. — Это наша добыча, вали отсюда!
— Теперь моя.
Он протянул руку вперед.
— Эй, малец, отдай мне ларец и можете валить спокойно. А с этими двумя я уже сам потолкую.
Платон не сдвинулся с места. Он уже вызвал меню и выбрал волю к мощи. Мельком заметил, что все очки восстановились и появилось ещё одно свободное.
Гнусавый начал:
— Хочешь перо словить? Мы первые их взяли…
Но его голос потонул в раскатах, раздавшихся у Платона в голове.
«Мерзость. Отбросы, которых надо топтать НОГАМИ! Тебе не стоило их даже слушать. Трое ублюдков даже друг с другом грызутся, неспособные понять очевидного: сегодня ты станешь карающей дланью. Твоя подружка — настоящая ледышка, она справится, а ты завалишь этого здоровенного урода. Так мы покажем всем, чего стоим.»
«Как?»
«Взгляни на него — его ни разу толком не били. Сделай ему больно и он разревется, как безвольная девчонка. Будь неожиданным и резким. Он ударит справа — уйди влево. Схвати его руку, сломай кости до хруста, выдави глаза, раздроби
— Э, малец, да ты никак обделался? — здоровяк говорил даже ласково. — Давай ларец.
— Пошёл ты, — сквозь зубы произнес Платон.
Дыхание участилось, где-то за спиной вспыхнуло пламя, осветившее шрамы и злобную гримасу на лице здоровяка. Он рванулся к Платону, занося руку для удара справа. Платон бросил шкатулку вниз и рванулся влево, кулак пролетел мимо него, а он оказался сбоку от бойца и ударил его по ребрам. Слишком слабо, тот уже поворачивался, занося руку для нового удара.
От ребер растеклась звенящая волна боли по телу, Платон отскочил назад, уходя от следующего удара. Лицо грабителя стало серьезным, глаза блестели в темноте. Он бросился вперед, Платон снова ушёл в сторону, затем пнул его по голени. Удар прошёл по касательной, громила только зарычал и бросился вперёд, разводя руки в стороны. Платон попытался уклониться, поднырнув под руку, но великан как-то вывернулся и толкнул его плечом.
Он терял равновесие. Дыхание участилось, боль пульсировала. Периферическим зрением он заметил два мечущихся неподалеку огонька. Громила не стал его бить, только схватил и сжал. Ребра захрустели, повторно посылая мозгу импульсы боли. Платон попытался пнуть противника, но тот был как скала. В глазах начало темнеть.
Разорвать. Уничтожить. Унизить. Эхо зазвучало где-то в уходящем сознании. Не вполне осознавая, что делает, он махнул головой и ударил ей во что-то твердое. Хруст, стон. Ещё один удар. Хватка словно бы чуть ослабла.
Воздух вернулся в легкие. Что-то липкое стекает по лбу. Пот и кровь. Его голову что-то пытается оттолкнуть. Бить не получится. Значит, рвать. Он впился с зубами во что-то плотное и начал трепать это, словно собака. Гадкий вкус во рту, словно земля вперемешку с мясными помоями.
Грабитель закричал и разжал хватку. По лицу из разбитого носа стекала кровь, правую сторону головы заливала кровь. Платон сплюнул на земле откушенное ухо. Кружилась голова, хотелось блевать, но драка была ещё не окончена.
Он обрушил град ударов на здоровяка, на этот раз тот только пытался, закрыться руками, лицо его было перекошено от боли. Платон бил по любым незащищенным местам, пока противник не упал на колени. Платон хотел схватить его за волосы и ударить в лицо коленом, но неожиданно зашатался. Боль снова вернулась вместе с головокружением. Он сделал пару шагов назад, а здоровяк не пытался встать, только тяжело дышал и опирался рукой на брусчатку.
Огни потухли. Один из разбойников лежал на земле и выл, от него поднимался дымок, второй с удивлением смотрел на свои руки, покрытые волдырями. Амалзия тяжело дышала, на оранжевой ткани расплылось темное пятно. Она подобрала шкатулку, подошла к Платону, положила руку ему на лопатку. Он отвёл взгляд от побежденного противника, взглянул на девушку. Нахмурился, увидев пятно, но заметив, что она слегка безумно улыбается, засмеялся, тут же захлебнувшись кашлем.
Они оперлись друг на друга так, что не было до конца ясно, кто кому помогает идти, и медленно двинулись к своей гостинице.