Гобелен
Шрифт:
– Я понимаю.
Зеркало было с трещиной. Вдруг оно замерцало, и Робин возник рядом с Джейн.
– В полной мере понимаете, Джейн? Вы действительно хотите состариться прежде, чем появитесь на свет?
Джейн почти осязала касание магических нитей, выбивающихся из края незавершенного гобелена. Однако она кивнула с невозмутимым видом.
– Я хочу состариться рядом с любимым человеком. Разве не это – основной мотив великого гобелена жизни? Разве не должны любовные нити скрещиваться, разве не формируют они узор отношений – и жизней?
– Верно, Джейн; однажды это уже было сказано, –
– Я хочу отведать любви мужчины, знающего, что ему отвечают взаимностью. С Уиллом это не получилось, не могло получиться. Любил только Уилл, я оставалась холодна. Он достоин большего. Логично, что ткачиха-жизнь распустила его узор, чтобы соткать заново. А я хочу стать Джейн Саквилль. Можете вы отправить меня в начало восемнадцатого века?
– Джулиус Саквилль пленился Уинифред. Вы уверены, что он полюбит Джейн Грейнджер?
Джейн пожала плечами. Робин попал в точку.
– Я могу лишь надеяться на это. В смысле, я думаю, если мы с ним встретимся, у нас появится шанс. Разве не на надежде зиждется любовь?
Робин кивнул.
– Если вы все тщательно обдумали, приступим прямо сейчас.
– Робин, в этом мире у меня одни разочарования.
– Я помог вам распустить ваш узор и переплести нить жизни с новыми нитями по единственной причине – мне с самого начала не следовало вмешиваться.
– Но вы вмешались, Робин, и за это я вам благодарна. Я не жалею ни о чем; правда, как подумаю о папе с мамой и о Джульетте, сердце разрывается! – Действительно, Джейн было стыдно. Кто так делает – сбегает, звонит с вокзала, плетет что-то про научный проект, отказывается отвечать на вопросы! Конечно, родители обиделись; небось места себе не находят, волнуются. – Я им письмо написала, пока в поезде ехала, и отправила, как только в Пертшир прибыла. Я рассказала все, о чем не решилась сообщить по телефону. Знаю, знаю, такие вещи нужно говорить лично! Но, Робин, если вы меня заберете в восемнадцатый век, я напишу родителям оттуда. Письмо из прошлого в будущее! Попрошу ни под каким предлогом не пускать меня в Корнуолл в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Тогда я никогда не встречусь с Уиллом и ничего плохого не случится.
– Джейн, а не много ли вы на себя берете? – Робин погрозил пальцем. – Нельзя вмешиваться в чужие судьбы. Попытки изменить историю чреваты, Джейн! Очень сомневаюсь, что вы будете жить в тысяча девятьсот семьдесят девятом году, ведь вы решились изменить течение жизни своих отца и матери.
– Значит, я избавлю их от страданий.
Робин проявил великодушие – не стал заострять внимание на том факте, что Хью и Кэтлин все равно придется пережить потерю дочери. Зато обронил:
– Перемещение во времени вашего физического тела будет крайне болезненно.
– Я готова, – с вызовом заявила Джейн, очень надеясь, что так оно и есть.
– Значит, вам известно, куда направиться?
– К древнему святилищу. К валунам.
Робин кивнул.
Глава 34
Перемещение было сродни агонии; от боли сдавило горло. Ни мыслей, ни света, ни тьмы, ни звуков, ни ощущений, кроме невыносимого страдания, жуткой ломки, адской мигрени. Джейн вопила, выла, визжала в равнодушной пустоте.
Когда ужас отпустил, Джейн подняла голову. Перед ней стояла прачка Робин. Они находились в саду возле Терреглса. Дом был заколочен.
– Добро пожаловать, Джейн, – сказала Робин, укрывая обнаженную Джейн плащом.
– Очень больно было! – пожаловалась Джейн.
– Тебя предупреждали об этом.
Джейн все еще лежала на траве, распластавшись.
– Мне кажется, я изменилась.
Робин помогла ей встать.
– Тебе не кажется. Ты действительно изменилась. Теперь ты принадлежишь этому миру, этой эпохе.
Джейн прикрыла глаза ладонью – солнце было яркое. Стояло лето тысяча семьсот шестнадцатого года.
– В доме никого нет?
– Дом заперт и заколочен – Максвеллы уехали. Впрочем, подозреваю, когда настанет время, прибудет их сын, чтобы предъявить права на поместье и титул. После бегства графа и графини домом занялись сестра Уильяма и ее муж. Сейчас тут полный порядок.
– Надеюсь, Уинифред забрала с собой не все платья, – сказала Джейн.
– Пойдем, я проведу тебя черным ходом, – поманила Робин.
Теперь Джейн руководствовалась собственными эмоциями, а не полагалась на воспоминания Уинифред. Эмоции были сугубо положительные. Как же славно вновь очутиться в Терреглсе! Джейн заглянула сюда на считаные часы, однако любовь Уинифред к этому дому успела окрасить эмоции Джейн в самые радужные оттенки. Терреглс казался знакомым и приветливым, даром что был заколочен. Джейн вспомнила Сару и славного Брана – где-то они теперь? Наверняка скоро объявятся.
Вместе с Робин она обошла весь дом, отворила ставни, распахнула окна, отдернула шторы, чтобы не упустить ни единого драгоценного солнечного луча. Нежаркое шотландское лето щедро лило полуденный свет в жилище, от века согретое любовью.
– Сниму с мебели все чехлы до единого, – сказала Джейн. – Пусть будет впечатление, что здесь живет большая семья.
– Ты настолько уверена, что он приедет?
– Конечно.
– А если не приедет?
– Я не жалею, что оказалась здесь. И никогда не пожалею – если ты на это намекаешь.
– Ты сможешь тут жить?
– У меня нет выбора, ты сама сказала. Зато есть подруги в Лондоне – миссис Миллс и миссис Морган. Правда, они пока не в курсе, что они – мои подруги… Ничего, скоро узнают. А еще есть милая Мэри с Чарльзом, и супруги Бейли, и мистер Лидбеттер. Неплохая компания, – хихикнула Джейн.
Они поднялись по старой лестнице, по скрипучим ступенькам. Над лестницей висели портреты Уильяма и Уинифред. Бывшая хозяйка Терреглса глядела на Джейн спокойно, мягкие золотистые волосы были собраны сзади в пучок, вдоль щек вились локоны.
Джейн послала изображению воздушный поцелуй.
– Здравствуй, дражайшая Уинифред! Как поживаете, милорд? – обратилась она к портрету графа.
– Молодчина, Джейн. Ты усвоила лексикон, подобающий эпохе.
Джейн с улыбкой вздохнула.
– А куда деваться? Вот они, мои ближайшие друзья – даром что живут теперь вдали от Шотландии.