Гоблин Поневоле (или Изменчивый Мир)
Шрифт:
Недохимера взвыла и бросилась на меня: но мне было достаточно сделать лишь лёгкий шаг в сторону, а в следующее мгновение выхваченный из-за пояса кинжал вспорол твари брюхо, и она, прокатившись по земле и подняв клубы пыли, рухнула замертво, развалившись на составные части.
Мельком я увидел во что превратилось моё древо: искорёженные головешки да куча веток... Грустное зрелище.
– Ты не посмеешь...
– зашипел Учитель, как только я стал приближаться к нему и, нервно заиграв скулами, ухватился за ту соломинку, что могла спасти ему жизнь: - Кил-аль-Хак всё
Я не слушал его. Лишь молча подсёк его ноги посохом и, наступив на валяющегося в пыли Учителя, прижав того к земле, приставил острый кончик Пха к его горлу. Старик был абсолютно без сил - я это чувствовал. Но и я держался только лишь на... непонятно чём. Наверное, на своём упрямстве и бараньей упёртости. Только моё физическое превосходство позволяло говорить о том, что я победил. Хотя... нет. Пока ещё нет. Ведь бой идёт до смерти...
– Кил-аль-Хак!
– взвыл, замахав руками, Учитель.
– Он умрёт! Умрёт!
– Умрёт, говоришь?
– я улыбнулся, выхватив взглядом среди толпы помятого, с нехорошими шрамами, но всё-таки живого гоблина, что молча и сосредоточенно следил за боем. Хвостик не подвёл: всё сделал как надо! Этот абалдуй, кстати, также стоял прямо за Кил-аль-Хаком, заставляя в ужасе расступаться в стороны зевак.
Учитель проследил за моим взглядом, и я не без удовольствия заметил, как глаза его покраснели от полопавшихся капилляров, и полезли из орбит. Но его можно понять: только что сломалась его единственная соломинка.
– Ладно...
– устало прохрипел он и зажмурился.
– Только, если в тебе есть хоть капля благородства, сделай это быстро.
Я хмыкнул: это существо, что крутило мной как хотело, строило различные заговоры, убивало и стравливало, говорит о благородстве?!
– Нет, - задумавшись, прошептал я одними губами, а затем, увереннее, но так, чтобы меня слышал лишь поверженный враг, заговорил: - Твоего отца звали Зан...
– Учитель открыл глаза и удивлённо посмотрел на меня.
– А предатель... как будет предатель на древнем языке?
– зрачки Учителя расширились.
– Гиралан... Твоё имя - Зан-аль-Гиралан.
Лицо старого шамана исказил ужас. Кажется, он всё понял. И потому попытался подняться, наброситься, но я лишь толкнул его ногой обратно, надавив на грудь кончиком посоха, и, вливая в свои слова непонятно откуда взявшуюся энергию, громогласно провозгласил:
– За твои действия, оскверняющие Обитель Духов, предающие все принципы шаманизма, за кровь своих соплеменников, что ты пролил, я, Анд-Рей, проклинаю тебя, Зан-аль-Гиралан, именем "Нон"!
"Мы пришли на твой суд..." - тут же раздалось в голове, а затем галдящая толпа разом стихла. Ибо узрела то, что редко какой гоблин может узреть более чем раз в своей жизни: они узрели Великих.
А мне стало трудно дышать. Ноги подкосило, и всё-таки я устоял. Но пять светящихся ярким светом солнца фигур виднелись словно сквозь пелену тумана, а звуки как будто бы проходили сквозь толщу воды: как я вообще ещё не потерял сознание? Не понимаю...
– Виновен!
– донеслось до моего сознания. Меня как будто
Я не видел, как на нём вырезали метку. Да и не хотел видеть. Правосудие свершилось, а это главное. Я обернулся лишь когда крик боли наконец стих. Учитель лежал на земле, держась за лоб, и тихонько стонал. А Великие обернулись ко мне, заговорив своими пугающе-неэмоциональными голосами:
– Бойся, шаман. Ибо ты почти переступил грань. Ещё раз ты осмелишься призвать к нам, и без последствий не обойдётся.
– Понимаю...
– устало протянул я.
– А его, - неожиданно указали пятеро на Хвостика.
– Мы возьмём с собой.
– В ответ на мой немой протест они поспешили меня успокоить: - Лишь на время. Из него получился довольно интересный экземпляр, будь добр одолжить его Великим, шаман, а мы, поверь, не забываем ничего. Добро - особенно.
Мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть.
Но вдруг раздался рёв, как будто здесь поблизости непонятно как оказался дикий зверь. Зан-аль-Гиралан, чьи белки глаз покраснели настолько, что в них не осталось ни единого белого пятнышка, вскочил и, не прекращая реветь, с невероятной для его почтенного возраста прытью бросился на Великих. Ох, и не стоило этого делать...
Великие даже не пошевелились, но Зан-аль-Гиралан застыл в воздухе, скривившись, словно его проткнули чем-то острым, а его руки с хрустом разошлись в стороны, как будто он висел на незримом кресте. Его тело затрепетало, искривилось под невероятным углом, а после... а после взорвалось кровавыми ошмётками, испачкав довольно большую площадь земли кровью. На странность, я ничего не почувствовал. Сие зрелище не вызвало во мне никаких чувств. Лишь промелькнула мысль: "Что ж, подобное лучше, чем Метка...".
А затем я и сам не заметил, как окровавленная земля стала стремительно приближаться, шум окончательно стих, глаза затмила тьма, и с материнской любовью приняла меня в свои нежные и такие долгожданные объятия...
***
– Так что, говоришь, я пропустил?
– протянул я, блаженно откинувшись на койке, пока совсем себе недурная гоблинша-целительница проводила своими нежными пальчиками по моей ноге, исцеляя ушиб.
Сидевший в углу хижины Кил-аль-Хак, что теперь выглядел вполне себе свежо - раны и побои Син-аль-Ланг со своими ученицами излечила довольно споро и искусно, даже не осталось шрамов - подался чуть вперёд и вперил в меня довольный взгляд существа, в жизни которого наконец-таки прошла длинная и казавшаяся бесконечной чёрная полоса.
– Но я же говорил, ты что, не слушал?
– он обречённо вздохнул.
– Как только ты потерял сознание, Великие тут же исчезли, а вместе с ними и твой элементаль. Кстати, эффектно ты решил вопрос с Учителем...
– Нон, - поправил я.
– Великие нарекли его "Нон" и дали Метку. Отвыкай относиться к этой падали так почтительно.
– Ну зачем ты так...
– неуверенно протянул мой друг.
– Он уже получил по заслугам. Глупо было набрасываться на души с подобным могуществом.