Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– Да, но ведь, если взять хотя вас, «гоблинов»… Ой, ради бога, извините!
– Перестань, чего тут извиняться? – отмахнулся Мешок. – «Гоблины» мы и есть. Так вот это как раз то самое исключение, лишний раз подтверждающее правило. Посуди сам: мы, своим, мягко говоря, гомеопатическим составом, умудряемся худо-бедно удерживать под контролем около трех десятков отписанных нам клиентов – потенциальных потерпевших. Получается практически по два с половиной человека на душу.
– Так я именно об этом и хотел сказать! – попытался перехватить инициативу Иван Демидович. – На мой, пускай и сугубо дилетантский, взгляд ваше подразделение,
– Эт-точно. Уникумов у нас – хоть жопой ешь.
– Да нет же! – загорячился теперь уже и Филиппов. – Поверьте, Андрей Иванович, мне… мне… – взволнованно и сбивчиво заговорил он, – мне на самом деле безумно приятно, что на закате дней мне все-таки довелось снова повстречать такое количество хороших, по-настоящему душевных людей.
Мешечко вытянул из пачки очередную сигарету и покачал головой:
– Демидыч, а ты не рановато ли про закаты заговорил?
– Знаете, у меня в последнее время появилось какое-то очень нехорошее предчувствие…
– Да насрать на него и розами засыпать! Выше нос, старик: должна же когда-то закончиться твоя черная полоса?
Филлипов печально улыбнулся:
– Боюсь, всё белое в своей жизни я уже выбрал. И сам того не заметил, когда это случилось… Но я не о том хотел сказать. Я хочу поблагодарить лично вас, Андрей Иванович. Поскольку именно вы, как мне кажется, в этой службе, в этом помещении являетесь своего рода цементирующей основой. Да-да! Позвольте мне закончить!.. Так вот: мало того что вы – хороший человек! Вы еще и, сами того не осознавая, притягиваете к себе – себе подобных. А это большая редкость в наши дни. Тем более в такой, извините, субстанции, как милиция. Поверьте, у меня есть возможность сравнивать. За годы скитания-бомжевания на моем пути встречалось огромное количество представителей вашей профессии. И большинство из них, поверьте, не вызывали никаких иных чувств, кроме, еще раз извините, омерзения.
– Ну, Демидыч! Ты меня почти в краску вогнал, ей-богу. – Андрей в данном случае не лукавил. Он и в самом деле смутился от неожиданной, а главное – от по-настоящему искренней похвалы. – Всё, кончай свои амбы-дифирамбы! Хорош!.. А насчет омерзения я тебе так скажу: негоже всех под одну гребенку равнять: ни в хорошую, ни в плохую сторону. Все люди разные. В том числе и те, что носят погоны. Поэтому кто-то непременно приобидится и возьмется мстить всем и вся, кто-то будет пить, кто-то, наоборот, бросать пить. Все будут поступать по-разному: в силу своего интеллекта, своей совести. Вероисповедания, если угодно. Национальных каких-нибудь традиций. Но! И это очень важно! Среди них есть милиционеры, которые – представь себе! – читают книги, адекватно реагируют на критику, не чужды самоиронии. Условно назовем их «порядочные». Но есть и такие, кому всё равно. Эти не читают ничего: ни газет, ни Интернета. И вообще – Земля им представляется плоской. А почему?
– И почему?
– Объяснение тут, пусть и столь же плоское, но, на мой взгляд, асболютно исчерпывающее, – неожиданно рассмеявшись, докончил Мешок. – Как говорил мой бывший наставник Василий Александрович Золотов: «Хороший мент отличается от плохого только тем, что хороший: на работе – мент, а на пьянке – человек. А вот плохой – он и на работе, и на пьянке – мент».
Иван Демидович шутку оценил, но смеяться за компанию не стал. Напротив, сделался еще более серьезен:
– Это вы, Андрей Иванович, сейчас очень правильное
– На самом деле, Демидыч, всё это именно что прилагательные, не более того. И в нашей системе координат они не имеют практического применения. Ибо в этой системе даже реальная работа, в большинстве случаев, на хрен никому не нужна. Главное, грамотный доклад и столь же грамотное умасливание зажравшихся товарищей из Центра.
Филиппов с почти отеческой нежностью посмотрел на Андрея и покачал головой:
– …Езжайте-ка вы, Андрей Иванович, домой. Отдыхать… И я пойду себе. Я ведь не просто так, я вообще-то сейчас к Тарасу, в оперскую направлялся. Хотел, с его позволения, кино на Пятом канале посмотреть. Там сегодня должны Бертолуччи показывать. «Маленького Будду». Не доводилось видеть?
– Увы мне, – развел руками Мешок.
– Рекомендую, очень рекомендую.
– Спасибо, Демидыч, при случае посмотрю обязательно. Составил бы вам и сегодня компанию, но в самом деле поздновато. Так что: на посошок – и спать. Не желаешь со мной за компанию? Нет? Тогда я обратно сам. За здоровье здесь присутствующих. Чтоб мы жили долго и не несчастливо!..
Санкт-Петербург,
24 августа 2009 года,
понедельник, 09:17 мск
Потеряв изрядное количество времени в извечной утренней пробке на проспекте Славы, в начале десятого Женя Крутов добрался до улицы Димитрова, поднялся на второй этаж депрессивно-безликой «брежневки» и позвонился в квартиру № 117. Пробыв в ней не более пары минут, Крутов вышел оттуда с хозяйственной сумкой в руках, пересек лестничную площадку и своим ключом открыл дверь квартиры № 119.
– Эй, хозяева! Не бойтесь, не гости! – преувеличенно бодро прокричал он с порога напрочь убитой «однушки», чуть поморщившись от шибанувшего в нос запаха затхлости и болезни, висевшего в воздухе квартиры. Крутов сначала прошагал на кухню, где разгрузил полученную в квартире напротив сумку, выставив на стол еще горячую кастрюлю и несколько банок с какой-то едой. И только после этого, скрипя половицами, прошел в комнату.
Димка сегодня выглядел совсем плохо. С невероятным усилием он повернул голову и, вместо традиционного приветствия, просипел мучительно:
– Женя. Очень больно. Мне бы укол.
– Потерпи, Димас, сейчас все организуем. Только сначала надо хоть немного поесть. Там тебе баба Маша такой бульонище сварила – у-у-у! Еле удержался, чтобы сам не сожрать.
– А где. Она. Сама.
– Да она прямо сейчас на похороны уезжает, куда-то в область. Там у нее какая-то родственница померла. Вот она и попросила сегодня меня с тобой посидеть.
– Повезло.
– Да ладно тебе, фигня какая, – не уловив, отмахнулся Крутов.
– Родственнице повезло. Вот бы и мне. Похороны.
– Ты мне эти разговоры брось! Мы с тобой, Димас, еще и повоюем, и на блядки походим, и вообще…
Димка фальшь интонации учуял и посмотрел на приятеля с горькой усмешкой. Женя смущенно отвел глаза, заторопился на кухню и, вернувшись через минуту с тарелкой в руках, подсел к кровати.
– Давай, похлебаем. Пока горячий.
– Не хочу. Мне бы укол. Больно. Очень.