Год 1914-й. Время прозрения
Шрифт:
– К вашему сведению, как Защитнику Земли Русской мне пристало убивать врагов только в бою, - надменно вскинув голову, сказал я.
– Да и ипостась Бича Божьего не любит душегубства. Чтобы мне пришло в голову осудить кого-то на смертную казнь, этот человек должен быть отъявленным злодеем, виновным в тысячах смертей, и не иметь никаких положительных качеств. Батый, Пальмерстон и Дизраэли - вот список людей, обреченных мною на смертную казнь. Для обыкновенных негодяев у меня есть ссылка за пределы родного мира - с глаз долой и из сердца вон. Принца Александра в первозданном огне заживо сжег сам Господь за попытку лгать и лжесвидетельствовать в его Высочайшем присутствии. Свидетелями тому были его отец и брат, а также прочие заговорщики из «Черной Руки», которые сказали о себе правду и были помилованы с условием изменить образ мыслей
– Немного помолчав, я закончил: - Теперь, когда фигура принца Александра больше не стоит между болгарским и сербским народом, а король Петр издал указ о проведении плебисцита на территории Вардарской области, иначе еще именуемой Северной Македонией, больше не существует препятствий для включения Болгарии в союз Российской империи, Сербского королевства и Великой Ар-тании.
– Да, это так!
– нетерпеливо воскликнул император Николай.
– Но давайте же перейдем к главному вопросу нашей встречи - Галицийской операции.
– Да, Николай Александрович, - согласился я, - давайте от перспектив перейдем к насущному - тому, что должно случиться уже через сутки. Вот тут, под польским городом Красник, русская четвертая армия генерала Зальца будет атакована продвигающейся на север первой австрийской армией генерала Данкля. Как видите, противник вдвое превышает наши войска численно, и к тому же угрожает им охватом со стороны правого фланга, где одна русская стрелковая бригада должна была противостоять пяти австрийским дивизиям: четырем пехотным и одной кавалерийской. Естественным следствием такого развития событий явился завал русского правого фланга и общий отход армии ради того, чтобы избежать охвата и окружения. Но и это еще не самое тяжкое. Хуже всего - раздоры и склоки в генеральском корпусе. Генерал Зальца конфликтует с подчиненным ему начальником четырнадцатого корпуса генералом Войшин-Мурдас-Жилинским, не выполняющим его распоряжений. По просьбе Зальца начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Алексеев снимает строптивца с должности, и тут же присутствующий здесь генерал Иванов снимает с должности начальника шестнадцатого корпуса генерала Гей-смана и назначает на его место отставленного Алексеевым Войшин-Мурдас-Жилинского. И это в разгар сражения. Другого времени выяснять отношения не нашлось?
– Мы с Николаем Иудовичем уже решили, - сказал Николай Николаевич, - что по неспособности командовать армией в военное время генерал Зальц должен быть отставлен на свою прежнюю должность начальника Казанского военного округа. На его место мы планируем назначить генерала Эверта, который в настоящий момент в окрестностях Гродно занимается формированием 10-й армии, предназначенной к наступлению на Берлин.
Я задал вопрос энергооболочке, и получил конкретный и недвусмысленный ответ. Эверт если и лучше Зальца, но ненамного.
– Отставить и Эверта, и Берлин!
– произнес я.
– Для Берлина сейчас не время, а что касается генералов Эверта, Алексеева и Рузского, то они прямо причастны к известным Николаю Александровичу событиям февраля семнадцатого года...
Вот тут императора Николая встряхнуло как разрядом электротока. Все, можно больше ничего не говорить ни про отсутствие у генерала Эверта таланта полководца, ни про его крайнюю нерешительность в боевой обстановке. И карьера Алексеева с Рузским тоже кончена: обычно Николай тюфяк тюфяком, но когда дело коснулось жизни и смерти его семьи, былого царскосельского суслика стало не узнать.
Правда, генерал Иванов попробовал было спросить, а что, мол, это были за события в феврале семнадцатого, но самодержец всероссийский повернулся в его сторону и ледяным тоном, сквозь сжатые зубы, процедил:
– Вы, Николай Иудович, больше никогда и никому не зададите этого вопроса, и при любых обстоятельствах всегда будете выполнять распоряжения Ставки и пожелания Сергея Сергеевича. Вы за исполнение своего дела отвечаете перед смертным человеком Николаем Александровичем Романовым, а его начальником является непосредственно сам Господь Бог. И еще поклянитесь, что вы никогда и никому не расскажете об этом разговоре: ни господину Эверту, ни господину Рузскому или господину Алексееву! А если вы нарушите эту клятву, то я с вами делать ничего не буду - нет, я попрошу покарать вас присутствующего здесь Артанского князя, для которого Бич Божий - это не прозвище, а должность.
– Покараю, покараю, даже не сомневайтесь, - сказал я.
– Но давайте
– Совершенно с вами согласен, - кивнул Николай, после моих недавних слов возненавидевший Эверта, Руз ского и Алексеева до глубины души.
– Наверное, у вас и кандидат подходящий имеется?
– Конечно, имеется, - ответил я, - причем проверенный кандидат - тот же самый, что через три недели сменит Рузского, то есть сменил его в моем прошлом. Только в тот раз бывший командующий Третьей армией пошел на повышение в командующие Северо-Западным фронтом, а в этот раз пойдет куда вы решите - мне это без разницы, лишь бы подальше от фронта и командных должностей. А то вам же хуже будет.
– Я это осознаю, - сказал Николай, - и потому постараюсь найти этим господам такие места службы, где они больше не смогут пакостничать и интриговать. А сейчас не будете ли вы так любезны по своему методу «одна нога здесь, другая там» проводить нас всех в Гродно к местонахождению генерала Флуга? Делать все как обычно, как я понимаю, времени сейчас категорически нет.
– Вы, Николай Александрович, все правильно понимаете, - сказал я, - времени действительно нет. Слишком долго мы провозились с организационными мероприятиями, и теперь все требуется делать бегом, иначе не успеть. Так что давайте - одна нога здесь, а другая уже там. Только вот забежим в Крым семнадцатого века, захватим генералов Тучкова и Багратиона - и дальше без остановки, до самой победы.
22 (9) августа 1914 года, 11:45, окрестности Гродно, штаб формирующейся десятой армии.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
В штаб десятой армии мы упали как снег на голову. Вот не было никого - и вдруг в воздухе открывается дыра и из нее вылезают: всероссийский самодержец, главком Великий князь Николай Николаевич, командующий юго-западным фронтом генерал Иванов и еще трое иностранных военных в форме, смутно похожей на русскую. Причем с одним из этих незнакомцев император Николай держит себя на равных, чего в монархической системе отсчета не может быть по определению, а к двум другим испытывает даже некоторый пиетет. Первый из этих незнакомцев - я сам, второй - генерал-лейтенант Николай Алексеевич Тучков, третий - генерал от инфантерии Петр Иванович Багратион. Оказывается, Николай у нас благоговеет перед героями Бородина, причем без различия стороны, на которой они сражались.
Кстати, статуэтка Наполеона Бонапарта стоит в императорском кабинете на видном месте, и я уже обещал, что при первой же возможности, когда Боня заглянет ко мне с частным визитом, я устрою им личную встречу. Только Николаю сперва следует хорошенько подумать, о чем он с Буонапартием будет говорить. Маленький капрал сделал себя сам - от безвестного юноши-корсиканца до императора всея Европы, наголову разгромившего несколько враждебных ему коалиций. А вот Николай - дитя тепличного воспитания: получил от рождения все, но не смог обратить это все к своей пользе. Не те характер и деловая хватка.