Год 1914-й. Время прозрения
Шрифт:
– Товагищи, - сказал он, - существующая государственная система себя отжила и пережила. Если подойти поближе к башне Силы, то можно мысленно услышать все те яркие эпитеты, которыми товагищ Серегин награждает никуда не годных царских генералов. Сочетание махрового феодализма и проросшего через него подобно плесени дикого капитализма - это, знаете те ли, не самое здоровое состояние общества, и не может продолжаться долго. Я вообще крайне скептически отношусь к этой вашей затее с монархическим социализмом. Помяните мое слово: когда закончится эта война, богатые станут еще богаче, бедные совсем обнищают, а царская власть, точнее, ее верные слуги, станет покрывать это безобразие, при необходимости пуская в ход армию и полицию. Да, именно так-с!
– При мне, - внешне спокойно, но с железной твердостью сказала Ольга, - никто ничего такого покрывать
– Свергнут вас при таких настроениях, голубушка, как пить дать, свергнут, да еще и голову отрубят, - вздохнул Ильич.
– И никакого монархического социализма у вас не получится, а будет самая безобразнейшая буржуазная республика, ибо, как говорят нам, хе-хе, предшественники, «не вливают вина молодого в мехи ветхие», а вы тут не вино в мехи собираетесь влить, а новую кровь в жилы обветшавшего государства.
– Если за спиной Ольги Николаевны встанет весь русский народ, возглавляемый партией большевиков, -с усмешкой сказал Коба, - то свергнуть ее будет довольно затруднительно.
– Народ, товарищ Коба, он в России, - взвился Ильич, - а переворот случится в Петербурге, прямо в Зимнем дворце, по сценарию, разработанному еще милейшим графом Паленом. Верные слуги, еще пять минут назад такие милые и послушные, затыкают слишком добрую к людям императрицу вилками, а потом пошлют царствовать либо бессильного и безвольного Алексея, либо провозгласят буржуазную республику с собой во главе. И никто на помощь любимой государыне, как бы ее ни любили, не придет, ибо сие будет невозможно. Так, собственно, с небольшими поправками, и произошел февральский переворот в том мире, из которого к нам пришел товарищ Серегин.
– В деле с принуждением нашего Папа к отречению, - глухо сказала Татьяна, - явно прослеживается государственная измена не только господ генералов, наставивших оружие на своего самодержца и угрожавших ему смертью, но и чинов гвардейского лейб-конвоя, охранявшего царский поезд. Без всяких дополнительных просьб со стороны Государя старший офицер должен был арестовать мерзавцев, вывести их на свежий воздух и расстрелять прямо у вагона, а потом арестовать и расстрелять начальника станции, не выпускавшего царский поезд на перегон в сторону Санкт-Петербурга. Только так, и никак иначе, требуется действовать в тот момент, когда решается судьба трона и Отчизны. Главная ошибка нашего Папа в том, что он сам окружил себя людьми, которые его впоследствии свергли и обрекли на смерть всю нашу семью. Все сам, сам, сам, никто его не заставлял.
– Из этого следует сделать вывод, - сказала Ольга, переглянувшись с сестрой, - что нам с тобой, Тата, не следует быть такими большими дурами, как Папа и Мама. Глупость в монарших делах может быть допустима только в очень небольших пределах. По одну руку от нас должен встать многомилионный и многонациональный российский народ, наши братья и сестры: православные, католики, протестанты, магометане, буддисты и иудеи. В то же время по другую руку нам необходимо иметь оберегающую трон лейб-компанию: вернейшие из верных, преданные нашему трону как по соображениям верности монархии, так и из понимания важности нашего дела для русского народа.
– Иудеи, Ольга, я не ослышалась?
– переспросила Татьяна, а Ильич с Кобой переглянулись.
– Да, иудеи, - с упрямством ответила Ольга, - ты не ослышалась. Сергей Сергеевич считает, что нет хороших и плохих народов, а есть хорошие и плохие люди, и что яблоко от яблоньки, бывает, укатывается очень далеко. Поэтому хороших людей стоит поощрять вне зависимости от всех прочих обстоятельств, а плохих карать по всей строгости закона, не делая никаких национальных и религиозных обобщений. Наш прапрадед император Николай Павлович говорил, что в его государстве есть только верноподданные и скверноподданные. Добрые люди должны жить там, где им удобно, а для злых и жадных у нас есть Акатуй и прочие малоприятные для жизни места. Золотые прииски в Магадане, о которых мы с тобой читали, тоже потребуют немалого количества рабочих рук. Кроме того, следует учесть, что большая часть иудеев в своих местечках живут в ужасающей нищете, и собственная верхушка угнетает их даже больше, чем официальные власти. Как императрице мне следует проявить жалость и снисхождение к этим несчастным людям, и в то же время в мои обязанности входит беспощадно давить чрезвычайно размножившихся гешефтмахеров любых национальностей. Вот тут давеча господин Ульянов
– Да вы, сударыня, говорите почти как революционерка-интернационалистка!
– воскликнул Ильич.
– Я удивлен и даже немного шокирован, услышав такие речи из уст дочери царя, которому все двадцать лет не было дела до страдающих в нищете русского и других народов Российской империи! Неужели причиной таких радикальных перемен в вашем сознании стало «тлетворное» влияние товарища Серегина и товарища Кобры, преподавших вам свои суровые истины?
– Чтобы вы знали, господин Ульянов, - строго сказала Татьяна, - моя сестра Ольга всегда была такой, только прежде об этом знали только самые близкие. Очевидно, об этих свойствах ее характера Сергею Сергеевичу поведала Анастасия-первая12, а тот решил, что в условиях, когда к занятию трона не годны ни дядя Михаил, ни тетушка Ольга, императрицей следует делать мою любезную сестрицу, ибо она последняя в нашей семье, кто может удерживаться на узком лезвии бритвы между самопроизвольным распадом всего и вся и жестокой антинародной диктатурой. Для первого в ней достаточно железной воли, а для второго моя сестра слишком человеколюбива.
– На самом деле Сергей Сергеевич и госпожа Кобра - это моя последняя защита от описанного здесь антигосударственного переворота, - грустно улыбнувшись, сказала Ольга.
– Я чувствую, что если меня будут свергать, и тем более убивать, эти двое тут же явятся на мой зов о помощи, встанут перед негодяями и, обнажив мечи, спросят: «А в чем, собственно, дело?» Но мне не очень-то хочется прибегать к такому способу защиты, ведь тогда мне будет очень стыдно за то, что я не смогла справиться сама. Поэтому лейб-компания надлежащего качества для нас есть предмет первой необходимости. При этом это должна быть такая лейб-компания, с предводителем которой нам не пришлось бы спать, как в начале своего царствования слала Екатерина Великая с графом Григорием Орловым, и такая, что в силу своих предубеждений не пожелает свести на нет наши человеколюбивые намерения. По мере роста к нам народной любви и перемен в государственном аппарате важность этого учреждения снизится, возможно, даже до нуля, но на первом этапе он нам будет необходим.
– Если так будет надо, - покраснев, сказала Татьяна, - то с предводителем лейб-компании готова спать я.
– Она поморгала и обвела немного ошалевшую публику взглядом.
– А чего тут такого...
– Она пожала плечами.
– Лишь бы был молодой и симпатичный, как тот же граф Орлов, и с правильными понятиями о чести и достоинстве, чтобы потом не забыл взять бедную девушку замуж.
– Она закусила губу и скромно потупила взгляд.
– Мда... а вот в этом, товарищи, несомненно, есть влияние диких амазонок, - прокомментировал обалдевший Ильич, - ибо товагищ Серегин таких истин не проповедует, хотя и довольно терпим, когда их исповедуют другие.
– И он выжидательно посмотрел на Кобу: мол, как тот отреагирует на столь неожиданное заявление.
– Как ни странно, такой человек поблизости имеется, - сказал Коба, раскрывая пухлую тетрадь для заметок, куда он выписывал разные нужные факты из прочитанных книг. Он казался абсолютно невозмутимым.
– Вот: капитан генерального штаба Дроздовский Михаил Гордеевич, твердокаменный монархист, храбрец с двумя боевыми орденами и военный талант, еще два года назад предвидевший войну с Германией. Говорят, красавец мужчина...
– С добрым лукавством он посмотрел прямо в глаза Ильичу.
– Хотя вопрос, будет ли спать с ним товарищ Татьяна, это ее личное дело. Самое главное, что он любим солдатами, которые вместе с ним готовы идти против микадо, кайзера Вильгельма и самого сатаны. В Основном Потоке он являлся яростным противником большевиков, но причиной тому был уже отвергнутый нами марксов постулат о неизбежном разрушении и упразднении государства. Когда товарищ Ольга расписывала то, какова должна быть ее будущая лейб-компания, я подумал, что этого человека требуется испытать - и либо признать годным, либо продолжить поиски. Установочная беседа с товарищем Бергман полностью вскроет то, чем этот человек дышит на самом деле.