Год активного солнца

Панджикидзе Гурам Иванович

«Может быть, меня разыграли, разве мало на свете завистников? Может быть, какая-либо из ее прежних приятельниц решила посмеяться надо мной? Боже, пусть бы так, пусть бы все это оказалось злым, идиотским розыгрышем. Какое это будет счастье!.. А вдруг она в самом деле здесь, в четыреста втором, в нескольких шагах от меня?»

Он боялся думать дальше, чтобы даже на миг не представить то, что происходит сейчас в нескольких шагах от него.

Ужасно медленно тянулось время.

Потом все произошло мгновенно. Тамаз услышал знакомый смех. За ним последовал

стук захлопнувшейся двери. В коридоре показалась Медея с незнакомым русым парнем на голову выше ее. Обняв Медею, он с улыбкой заглядывал ей в глаза. На нем был тренировочный костюм, он, видно, не собирался выходить из гостиницы. Они спустились по лестнице. Теперь Тамаз видел их со спины. Вернее, мощные плечи парня и прильнувшую к его боку Медею.

Остального Тамаз не помнил. Когда он пришел в себя, не сразу разобрался, где он. Над ним склонился врач в белом халате. Тамаз удивленно огляделся. Вот — дежурная, вот еще один человек в белом халате, вот… И он сразу вспомнил все — на него глядел тот самый русоволосый красивый молодой человек. Вид у него был озабоченный, в глазах сквозила тревога.

Увидев, что Тамаз открыл глаза, он спросил:

— Не сообщить ли кому-нибудь?

Тамаз промолчал, не сводя с молодого человека пристального взгляда.

— Может быть, позвонить кому нибудь? — снова спросил русоволосый.

Вместо ответа Тамаз повернулся к врачу:

— Помогите мне встать.

Молодой человек опередил врача. Сильной мускулистой рукой обхватил Тамаза за спину, вторую руку просунул под мышку и приподнял. Словно электрический ток пробежал по телу Тамаза от его прикосновения.

— Убери руки! — резко сказал он.

Молодой человек холодно отстранился. Некоторое время Тамаз стоял неподвижно — кружилась голова. Боясь упасть, он держался из последних сил.

— Если хотите, отвезем вас домой, — предложил врач.

— Спасибо, не нужно. — Тамаз доплелся до стола дежурной и присел.

Врачи собрали инструменты и ушли. Русоволосый молодой человек не знал, что ему делать, то ли остаться и помочь Тамазу, то ли вернуться в номер.

Тамаз снял трубку телефона.

Молодой человек счел, что он уже не нужен, и удалился.

Тамаз медленно набирал номер, словно с трудом припоминая каждую цифру.

Отар Нижарадзе взял трубку. Тамаз сразу узнал голос друга, сердце его сжалось, на глазах выступили слезы.

— Слушаю, слушаю! — который раз повторял Отар.

Тамаз не мог произнести ни звука, он сидел, сжав зубы, и слезы текли по его лицу.

2

По вечерам буфет на четвертом этаже гостиницы «Тбилиси» почти всегда пустует. В это время все предпочитают ужинать в ресторане. Поэтому друзья любили приходить сюда. Они всегда занимали давно облюбованный столик в углу.

Тамаз Яшвили выглядел очень спокойным. Невозможно было представить, что каких-нибудь три часа назад он пережил страшное потрясение. Отар нежно поглядывал на друга. Они не виделись около трех недель. Все это время Отар твердо верил, что рано

или поздно Тамаз придет мириться, и не скрывал радости, что этот день настал так быстро. Тамаз радовался, что друг ничего не заметил, и удивился своему спокойствию.

— Сколько мы не виделись, Тамаз, я соскучился по тебе, — сказал Отар и положил руку ему на плечо.

— И я соскучился, очень. Ты не поверишь, как я соскучился! — с грустной улыбкой признался Тамаз. Он почувствовал угрызение совести, в горле встал ком. Какой приветливой и ласковой была улыбка Отара. Сколько тепла и нежности было в его умных карих глазах. Тамазу вспомнилась Медея. Разве утром и ее улыбка не была такой же теплой и непорочной, полной ласки, нежности и застенчивости? Разве не должна как-то отличаться улыбка доброго и злого человека, улыбка честного и негодяя?

— Ты не представляешь, как я обрадовался, когда услышал твой голос. Что же все-таки случилось, почему ты сразу повесил трубку?

— Я звонил из автомата, там выстроилась длинная очередь, а ты ведь знаешь наши автоматы, больше двух минут прорывался к тебе, — соврал Тамаз и печально улыбнулся собственной лжи. «Видимо, мы не можем прожить без того, чтобы не соврать хоть однажды. Безобидная ложь…» — Тамазу невольно пришла на ум Отарова классификация лжи.

Отар разлил шампанское и чокнулся с Тамазом:

— Будем здоровы!

— Как продвигается твой роман?

— Понемножку.

— Как дела на студии?

— Нашел о чем вспоминать, позавчера получил расчет.

— Как? Какие-нибудь неприятности?

— Больше чем неприятности. Короче говоря, неделю назад вынудили меня оставить работу. Сегодня случайно заглянул туда, и в это время ты позвонил.

— И ты с твоим характером так легко сдался?

— Ты прекрасно знаешь, что я легко не сдаюсь. Но сейчас я впутался в другое дело. Одним словом, не стоило поднимать шума. Ну, выпьем!

Выпивая вдвоем, они не провозглашали тостов. Снова наполнили бокалы. Отар отставил пустую бутылку на край стола и показал буфетчику — принеси еще. Буфетчик поднялся и принес шампанское. Отар потрогал бутылку, холодная или нет. Не понравилось. Он взглянул на буфетчика и покачал головой:

— Эх, Гриша, Гриша, где твоя совесть?

— Детьми клянусь, только что получил. Не успел охладить.

— Хотя бы ледку принес.

— Сию минуточку!

Буфетчик принес лед. Отар положил один кусок в бокал Тамаза, другой — в свой.

— А как ты? Как твои дела? — спросил он.

— Ничего, все по-старому, — сразу помрачнел Тамаз, испугавшись, как бы разговор не перешел на него, и поспешил сменить тему: — Да, действительно…

Он не успел закончить фразу, как в буфет вошли двое мужчин. Один из них, высокий, загорелый, кудрявый, кинулся прямо к Отару.

— Привет, Отар! — закричал он и, подбежав, обнял Нижарадзе. — Как твои дела, где ты, как ты? Сколько лет, сколько зим! Знакомьтесь, мой друг.

Кудрявый пожал руку Тамазу и представил своего спутника, маленького горбуна.