Год активного солнца
Шрифт:
К примеру, у старого президента занемог внучек: температура тридцать шесть и девять. Подумаешь, скажете вы, ничего особенного, что это за температура, да еще летом. Но не забывайте, речь идет о ребенке… И как тут не расстроишься.
Вполне возможно, что звонят из вышестоящей инстанции с просьбой написать небольшую статеечку в газету или просто поздравить с юбилеем.
Внимание рассеивается. И микроскопическое преимущество, добытое Зурабом Гомартели, сходит на нет. Другие мысли занимают теперь президента. Не лучше ли вернуться к этому вопросу завтра, утомленно скажет он. И никто не
И все же судьба благосклонна к Зурабу Гомартели.
Соискатель директорского кресла Института физики элементарных частиц одевается со строгим вкусом: просто, неброско, всегда чисто выбрит и подстрижен, как требует того его общественный статус. В рестораны ходит теперь крайне редко, а потом и вовсе забывает туда дорогу. На застольях и официальных банкетах довольствуется лишь половиной бокала вина. Тем самым он дает почувствовать представителям старшего поколения, что придерживается одинаковых с ними норм жизни…
Неожиданно выплывает новое имя — Кобахидзе, Роман Кобахидзе.
— Кто, кто? — переспрашивает президент.
Да, это новое имя возникает совершенно неожиданно. Так нередко бывает с охотником — ружье уже зачехлено и охота закончена, а из-за куста внезапно пулей вылетает косой…
Он работает в Дубне. Ему сорок лет, естественно, доктор наук. Недюжинный экспериментатор и воспитанный молодой человек (если, конечно, можно назвать молодым человеком сорокалетнего мужчину).
Назвавший имя Романа Кобахидзе дает ему отменную характеристику.
Микроскопическое преимущество Зураба Гомартели тает как снег.
Стоит подумать. В Институте физики элементарных частиц несколько человек в равной степени заслуживают директорской должности. И все они молоды. В физике элементарных частиц, как известно, нет сколько-нибудь пожилых и притом авторитетных ученых. Выделить хотя бы одного из молодых означает обронить яблоко раздора. Ведь все они дружат между собой, и вдруг завтра один из них сделается директором. Каждое его замечание будет восприниматься болезненно, как личное оскорбление, не будет конца обидам и трениям. А вот Роман Кобахидзе — совсем другое дело. Чужой человек не будет ущемлять самолюбия друзей. Правда, Нодар Геловани наиболее достойный кандидат, но что поделаешь, он даже слышать об этом не желает. Поэтому самое разумное в сложившейся ситуации — призвать Романа Кобахидзе, разумеется, если тот даст согласие.
Но нет, судьба воистину благоволит к Зурабу Гомартели.
Кто-то перегородил поток тяжелой доской и отвел его в сторону.
Леван Гзиришвили создал институт, вырастил целую плеяду ученых. Разве не оскорбим мы память большого ученого, отдав институт чужаку? Люди собственноручно возвели в горах огромную лабораторию, прогремевшую на весь мир. Да и как поставить во главе учреждения ученого (поймите меня правильно, я знаю Романа Кобахидзе как прекрасного специалиста, солидного и выдержанного человека), в глаза не видевшего ни лаборатории, ни института? Как на это отреагирует коллектив, не воспримет ли он эту акцию как неуважение к
Седовласый президент нетерпеливо постукивает о стол костяшками пальцев.
Чаши весов постепенно выравниваются, а затем незаметно склоняются на сторону Зураба Гомартели.
В таком деле торопиться не следует, вопрос достаточно серьезен, надо все хорошенько продумать, еще раз взвесить все «за» и «против». Ведь не горит же в конце-то концов!
На папках тщательно завязываются тесемки, все встают и гуськом покидают кабинет президента.
Президент снимает очки и энергично протирает их стекла платком.
Зураб Гомартели сидит за рулем молочно-белой «Волги», он торопится в лабораторию. Оставив позади хорошую дорогу, он сворачивает в ущелье, на серпантин. Машиной он управляет механически, многократно взвешивая, перебирая, оценивая свое минимальное преимущество. То оно кажется ему настолько незначительным, что во рту появляется привкус горечи, то, наоборот, его охватывает чувство радости и он невольно прибавляет скорость. Коллектив института и лично я, Нодар Геловани, держим его сторону и согласны работать под мудрым руководством Зураба Гомартели над дальнейшими исследованиями загадок микромира.
Что и говорить, мы бы могли занять недвусмысленную позицию, отвести кандидатуру Романа Кобахидзе и настоять на назначении Зураба Гомартели.
Но никто даже пальцем не шевельнет ради этого. Просто все (ну разве за исключением одного-двух сотрудников, которые и сами не прочь занять вакансию) согласны с кандидатурой Зураба Гомартели, и баста. Его назначение нисколько не заденет нашего самолюбия. Но мы даже пальца о палец не ударим в поддержку Зураба Гомартели, пусть решают сами.
Завтра Гомартели непременно должен быть в Тбилиси. Почему бы не повидать ребят сегодня? Нелишне пооткровенничать с ними, обласкать, психологически подготовить, приучить их к мысли о своем праве на директорство.
Временами он погружается в сладостные мечтания, щекочущие его тщеславие. Ведь Тбилисский институт физики элементарных частиц не какая-нибудь там рядовая исследовательская контора. Леван Гзиришвили создал ему мировое имя. Как-никак именно здесь впервые набрели на семейство мезонов. А чего стоит хотя бы сенсационная волна, захлестнувшая затем весь научный мир!
Мчится машина, и мысли быстро сменяют друг друга. В ущелье постепенно темнеет. Одиннадцать часов утра, но тучи так черны и тяжелы, что кажется, наступили сумерки.
Имя Зураба Гомартели мгновенно станет известно целой армии физиков, работающих в области элементарных частиц. Теперь он заявится в Дубну в совершенно ином качестве, совершенно иными глазами станут смотреть на него и в Серпухове, да и его выступления на разных там симпозиумах и конгрессах будут встречаться совершенно иначе. Да, теперь каждое слово Зураба Гомартели приобретет иной вес и иную цену — ведь за его спиной солидный институт и прогремевшая на весь мир лаборатория космических лучей.