Год Дракона
Шрифт:
– Вы правда такие друзья?
– Мы правда такие друзья, – кивнул Майзель. – Я его тоже спас. А потом мы стали друзьями. То есть сначала стали… но это неважно. Важно, что мы продолжаем ими быть. Когда мы все тут перевернули… Когда он стал королем… Он спросил: что я могу для тебя сделать? Я сказал: останься моим другом и помогай мне. Потому что большей награды для меня не может быть… Так и произошло. И я нахожу это замечательным. Он великий человек. И я столькому от него научился, что это словами и рассказать невозможно. Если б не он, не его воля и разум, ничего этого не было бы, Дюхон. Он – мое самое главное сокровище, мой клад. А, кроме того, – я его люблю просто, на самом деле…
– Как все, что мы создаем своими
– Обязательно, Дюхон. Обязательно. Даже не создал, – достал из ножен… У тебя семейные фото с собой?
– Да…
– Показывай.
Корабельщиков достал из бумажника маленькие фотографии Татьяны и Сонечки и одну побольше, где они были все вместе. Майзель долго рассматривал снимки, и что-то такое делалось с его лицом…
– Сколько Сонечке тут?
– Семь. Это недавняя совсем фотография. Что это такое, Дан?! Что за ерунда, бляха-муха?! Чего ты себе насочинял, вместо нормальной жизни?!
– Ты с ума сошел, Дюхон. Кто ж такое выдержит-то? – Майзель плавно обвел руками вокруг себя. – Таких женщин не бывает на свете, дружище. А для тела у меня все есть. И самого высшего качества. Уж поверь. Могу и тебя угостить…
– Да уж кто б сомневался… Только я не по этому делу. – Андрей отвернулся.
– Я знаю. Я помню… Не дуйся. Давай еще по глоточку…
Они снова легонько чокнулись и выпили. Андрей поставил бокал на столик:
– Это правда, что ты не спишь?
– Ты устал? Извини…
– Нет, нет. Не в этом дело. Но… Ты же не можешь постоянно работать.
– Я много работаю. Постоянно, но не все время. Я и развлекаюсь тоже с большим удовольствием.
– Как? Казино? Ночные клубы?
– Фу. Дружище. От тебя такое услышать…
– А как? Как может развлекаться человек, который достиг всего?
– Всего? Да я еще только начал, Дюхон… А развлекаюсь я изысканно. Если у меня есть настроение, я провожу его с милой девушкой по имени Марта, которая прекрасно знает свое место и отлично выполняет роль. И у меня иногда возникает ощущение, что делает она это вовсе не за деньги…
Он усмехнулся так, что Корабельщиков поежился. И посмотрел на Майзеля:
– Ты определенно здорово изменился. Раньше ты девушками не слишком интересовался…
– Я и сейчас не интересуюсь. Ну, она просто меня моложе, поэтому я ее так назвал… Я стал старше. На целую жизнь, – он сделал еще один глоток. – Ну, не будем о грустном… А если настроение другое, просто иду гулять по городу, который люблю больше всех других городов на свете. В том числе и потому, что самые красивые на свете женщины, кажется, все живут здесь… И если вижу какой-нибудь непорядок в этом городе, я его ликвидирую. Гарун-аль-Рашид, в общем.
– Охраняешь мирный сон пражан?
– Что, так прямо и написано?
– Да. Так прямо и написано. В энциклопедии…
– Сподобился, значит. Ну, пускай. Что выросло, то выросло…
– Можно, я тебя одну вещь спрошу?
– Можно. Ныряй. Тут неглубоко.
– Что по поводу всего этого думает Мельницкий Ребе [20] ?
– Ребе? – Майзель пожал плечами. – Что он может думать? Что я апикойрес [21] , почти что шейгец [22] , мишугинер [23] , шмаровозник [24] и так далее. Понятно, у меня есть люди в его окружении, с которыми контакт налажен, но с самим Ребе… – Он вздохнул, коротко глянул на Андрея. – Ну, это же так просто. Что должен делать хороший еврей? Он должен жениться на идише мэйдэлэ [25] , чтобы делать новых евреев, и учить Тору с утра до вечера. И с вечера до утра… Хотя сам Ребе в молодости задавал такого жару авторитетам… Да и сейчас непохоже, что успокоился окончательно… А я? Я делаю вместо евреев – католиков, стоя при этом по колено в крови…
– А разве это была не твоя идея – притащить сюда Ребе
– Нет. Это была целиком и полностью идея его величества. Больше тебе скажу – я его отговаривал, как мог… Но он иногда бывает еще упрямее, чем я, – Майзель усмехнулся, и Андрей прочел самую настоящую гордость за короля в этой усмешке.
– И можешь ты мне объяснить, в таком случае, зачем ему это было надо?
– Обязательно. Во-первых, Вацлав в совершенном восторге от мельницких хасидов. Потому что это самая настоящая армия. Армия Всевышнего. Во-вторых, они совершенно не похожи на гурских или браславских [26] , что разгуливают в полосатых халатах, чулочках и шляпках, фасон которых не менялся со времен Сервантеса. Это труженики и бойцы, понимаешь? Я, кстати, до сих пор не очень понимаю, почему их называют хасидами. И Ребе они выбирают, и обычных хасидских закидонов у них не наблюдается. Нормальные ребята, короче говоря. Потом, Вацлав был уверен, – и оказался, кстати, совершенно прав, – что получит серьезный срез симпатизирующих нам людей в Израиле. И определенные рычаги в израильском истеблишменте. Даже при всей их демонстративной нелюбви и к Ребе, и к твоему покорному слуге… Я тебе говорил, король – великий дипломат и политик. Тут я ему просто в подметки не гожусь. Он умеет такие вещи обеспечить, без которых наши дела просто не двинулись бы с места. И есть еще одна причина. Он совершенно непоколебимо убежден, что Израиль должен быть. И быть при этом не только еврейским государством, но и государством всех евреев. И он всегда так думал. Я тут совершенно ни при чем. Это просто послужило поводом для наших первых контактов. И потом из этого получилась дружба. А не наоборот. А потом появился Ребе. И теперь очень многие евреи в мире – и в Америке, и в Израиле – совершенно по-особому относятся к нашей стране…
– И как ему это удалось?
– Что? Уговорить Ребе?
– Ну да…
– Он пообещал ему полную свободу действий и дипломатическую поддержку для работы на всем пространстве бывшего СССР. И дешевле отсюда ездить, чем из Аргентины, правда? В том числе и в Эрец Исроэл [27] . И ресурсы под рукой. Налоги у нас, как я тебе уже говорил, четыре процента с чистой прибыли. Пообещал им законодательно разрешить ритуальный забой скота, обязать всех, кто нанимает на работу евреев, выгонять их отдыхать в субботу… Много чего наобещал. И выполнил, кстати. И собственность вернул. Всю, что до войны мельницким принадлежала. До последнего камушка. Они отлично ладят, между прочим.
– Ладят?!
– Обязательно. Беседуют частенько.
– По-чешски?
– А что, это так удивительно?
– Удивительно. Представь себе.
– Ну… Может быть. В этом есть нечто мистическое, согласен… Но я сам такой.
– Дан… А про посох Моисея… Это правда?
– Андрей, – Майзель покачал головой, усмехнулся. – Какой еще посох Моисея? Ты же большой уже, чтобы верить в эти сказки…
– Мы, христиане, верим в чудеса. Для тебя это новость?
– Чудеса… И в еврейские чудеса вы тоже верите?
– Все чудеса – Божьи, Дан.
– Ну… Может быть… Только я ни в какие чудеса не верю. Потому что сам делаю их каждый день, – он опять усмехнулся, и опять эта усмешка неприятно кольнула Андрея, потому что так недвусмысленно намекала на дистанцию между ними. – Нет, это не посох Моисея, конечно. Насколько я слышал, этот пастуший инструмент якобы несет в себе частичку того самого посоха. И как будто, стоит Мельницкому Ребе взойти на Святую Землю, тотчас выйдет наружу сокрытый Ковчег Завета со Скрижалями, Водой из Камня и Манной небесной. Разумеется, это тоже легенда. Но есть что-то в том, что израильские власти неоднократно заявляли о нежелательности присутствия Ребе в Израиле. Я не очень разбираюсь во всей этой мистической белиберде. Если хочешь, я велю составить для тебя сводку по вопросу…