Год французов
Шрифт:
— А знает кто, цел ли дом Джуди Конлон? И школа.
— В Угодья они и не заглянули, — сказал Демпси. — Они разделились на роты и пошли кто куда, а до Угодий не добрались.
— Какой же Купер дурак! — воскликнул Мак-Карти. — Ох, какой дурак!
— Видел бы ты его во главе своего воинства, дураком бы не назвал: в красном мундире, при шпаге, музыканты «Лиллибулеро» играют.
Мак-Карти попросил виски, залпом выпил, взял еще. Ну, теперь в Киллале разгорится кровавая война.
— А видел бы ты протестантского священника, — вступил Деннис
— Толку от попа никакого, — сказал Мак-Карти, — но все одно: порядочно поступил.
— Э, да все эти протестанты — сволочи, — отмахнулся Демпси. — Будто сам, Оуэн, не знаешь. Случайно, думаешь, все йомены — протестанты? У кого мы под пятой, как не у них?! А ведь они у нас в стране гости незваные, это все равно что к нам бы русские заявились.
— Много ты о русских знаешь! — возразил Мак-Карти. — А вот о господине Фолкинере, который тебе два года позволяет ренту не платить, скидку на твою немочь делает, забывать не след.
— Сколько раз говорил, всякие протестанты есть: и хорошие, и плохие, — заговорил Майкл Бинчи. Скучные слова, вымученные, пустое сотрясание воздуха.
— Да, очень хорошие, вот мы и убедились, — подхватил Демпси. — Что ж, отплатим тем же.
От Керри до Мейо — таверн тридцать, почти в каждой деревне. И из одной в другую кочуют такие вот грошовые, затертые от употребления лозунги. Не чета вечно новым, неповторимой золотой и серебряной чеканки поэтическим образам.
Напевая, он вломился в дом и рухнул на стол.
— Что такое? — вскинулась на постели Джуди Конлон. — В чем дело?
— Беднягу Оуэна мутит, понимаешь, Джуди, мутит.
— Кабы мутило — не пел бы. Где только тебя носило? Тут по всей Киллале протестанты зверствовали, все окрест пожгли, людей поубивали, дома разграбили. Ей-богу, я было сейчас тебя за йомена приняла.
— Там такое поганое виски, я, наверное, отравился. До смерти. Видел я, как от дрянного виски дохнут.
— И что ж, тебе один стакан отравы поднесли или два?
— Ты меня лучше пожалей, Джуди, видишь, в каком я бедственном положении. — Он сел, уронив голову на руки.
— Ишь, пожалей тебя! Шляешься неделями напролет бог знает где.
— Нет, я бывал только в порядочных домах. Ходил-бродил, тому поклонюсь, с этим поздороваюсь. — Он поднял голову и увидел листы бумаги на столе. — Оуэн Мак-Карти созерцает плоды своего труда, — изрек он.
— Давай-ка я тебя в постель уложу. — Джуди подошла к нему, обняла за плечи.
Поднявшись, он нетвердой рукой погладил ее по груди, но она решительно смахнула его руку.
— Никаких нежностей! Раз так нализался. Спать ко мне идешь, а в голове небось другие бабы.
— Никаких других, — пробормотал он и повалился на постель, разом забыв о ней. — Никаких других. Ох, плохо бедняжке Оуэну!
Но наутро голова прояснилась, и он был в духе.
Усадьба Томаса Трейси стояла на холме при дороге на Балликасл. Хозяин сидел за завтраком, перед ним лежало письмо, написанное решительным, хотя и витиеватым почерком, адресовалось оно дочери Элен и пришло от Джона Мура из Баллинтаббера.
В комнату вбежала Элен с подзорной трубой в руке.
— Папа, иди скорее, смотри! В бухту входят три корабля.
Трейси аккуратно вытер губы носовым платком.
— Элен, ты, конечно, можешь пользоваться подзорной трубой когда угодно, но, будь любезна, спрашивай моего разрешения. Это же не игрушка, а дорогой инструмент.
— Хорошо, папа. Пойдем же скорее на террасу.
Они вышли. Ветер развевал волосы старика.
— Да, Элен, из-за этого и впрямь стоило прервать завтрак. К нам идут военные корабли. Фрегаты. Наверное, из флота Уоррена.
— На что им наша Киллала?
— Кто знает? Видишь, какой поднялся ветер. Может, в открытом море ураган. — Он протянул ей подзорную трубу. — А на столе, Элен, тебя ожидает еще больший сюрприз. Письмо от Джона.
Дочь поспешила было в комнату, но отец поймал ее за рукав.
— Прежде чем передать тебе его, я задумался: Джон — юноша замечательный, пылкий, мне бы смотреть на вас да радоваться, только что-то мне нерадостно, и ты знаешь почему…
— Отец, Джон сам выбрал путь. И меня не интересуют его политические взгляды.
— Зато меня интересуют! В наших краях орудуют изменники, и это дело рук Джона. Разным там Блейкам, О’Даудам и Мак-Доннелам вздумалось поиграть в восстание, а Джон их баламутит. И нашей семье не к лицу ввязываться в такие дела.
— Мне можно идти, отец?
— Отродясь такой упрямицы не видел. Впрочем, видел — твою матушку. Ты пошла характером в Мак-Брайдов, а не в Трейси.
— Отец, мне нет никакого дела ни до повстанцев, ни до английского короля. Мне важнее всего Джон, и довольно об этом. Какой нескончаемой чепухой мужчины порой забивают себе головы.
Трейси рассмеялся.
— Может, ты и права. Ну иди, читай скорее письмо.
А корабли, войдя в залив, не опускали паруса.
В десять утра лучше всех видел корабли Крейтон — он рассматривал их в телескоп, выписанный лордом Гленторном-отцом из Лондона. Крейтон понял, что корабли военные, и ясно, что направлялись они не в Киллалу, а в маленькую килкумминскую бухту в пяти милях к западу. На этом навигационные познания его кончались. Шли корабли под британским флагом, и Крейтон тоже рассудил, что они каким-то образом отбились от эскадры Уоррена. И повернул телескоп, чтобы лучше рассмотреть небольшой мост, который его люди возводили уже три недели.