Год французов

Фланаган Томас

Мы ехали через Суинфорд, Чарлзтаун и Тоберкурри, и вряд ли кто видел спутников более разномастных, чем мы. Мак-Карти трясся в седле, каждое движение причиняло ему боль, и раз он заметил, что лошадь, реквизированная у лорда Клерморриса, должно быть, и пяти фунтов не стоит. Он намекал на стародавний закон, по которому папистам запрещалось держать лошадь дороже пяти фунтов. Мак-Карти оказался человеком умным и тонким, хотя и чудаковатым, и я в очередной раз проклял искусственные преграды, разделяющие людей разных сословий. В целом о лучшем спутнике я и мечтать не мог, правда, он порывался заглянуть во всякую таверну на пути, выказывая немалые способности и в питейном деле. В некоторых тавернах его знали по имени, как автора стихов на древнегэльском

языке. О целях и задачах Объединенных ирландцев он почти ничего не знал, хотя читал кое-какие наши брошюры. Голова у него забита прелюбопытнейшими знаниями, как научными, так и псевдонаучными, но ограничиваются они в основном Ирландией и четырьмя морями окрест, хотя ему не отказать в знании литературы, читал он и Голдсмита и Шекспира.

— Моя жена, — упомянул я, — очень увлекается Оссианом.

— Кем?

— Величайшим из поэтов, писавших по-ирландски, — вопрос его меня озадачил, — Оссианом. Может, правда, он шотландец. В Лондоне его прославил господин Джеймс Макферсон.

— О’Сиан, говорите? — помолчав, переспросил он. — Имя знакомое.

Вскорости после свадьбы госпожа Эллиот заставила меня выучить наизусть отрывок из цветистого перевода Макферсона, и я процитировал его Мак-Карти.

— «О реки Каледонии прекрасной, пусть ваши духи воспарят высоко, пробудят ото сна героев-гэлов, чтобы на бой пошли они, не дрогнув».

— Что ж, красиво звучит, — признал Мак-Карти. — И запомнить наизусть такое непросто. «Чтобы на бой пошли они, не дрогнув». Не каждый день такие стихи попадаются.

Мне почудилась издевка в его замечании, и я сказал:

— Стиху, кажется, недостает чувства и выразительности.

— Ничуть, — с едва ли не приторной любезностью заверил меня Мак-Карти. — Очень хороший стих. «Пробудят ото сна героев-гэлов». Одну эту строчку стоит запомнить! В Западном Корке есть один рифмоплет, так он за эти слова не один шиллинг выложит.

Долгий и разный путь проделали мы с ним, прежде чем пошли одной дорогой, и все же еще очень многое нас разделяло. По-моему, Ирландию удерживают в повиновении жестокие законы и продажный парламент; правительство и знать, уверовавшие в незыблемость своей власти из-за разжигаемой вражды меж протестантами и католиками; могучая армия чужеземцев-англичан. Со всем этим Мак-Карти с готовностью согласился, хотя, очевидно, его это почти не трогало.

— Мой отец, — сказал он, — был, по вашим понятиям, безземельным, он батрачил, чтобы прокормить нас двоих. А его отец некогда владел клочком земли на угодьях лорда Бленнергассета, близ Трейли. Выдались два неурожайных года подряд, один за другим, аренду платить нечем, вот и согнали его с земли. Удастся ли теперь Объединенным ирландцам покончить с этим?

— Арендная плата существует во всех странах, и у помещиков свои долги, они их и покрывают тем, что получают за аренду.

Мак-Карти словно не расслышал меня и продолжал:

— Вырос я, пошел учительствовать в Макруме, и тут опять Избранники зашевелились. Вожаком у них был Падди Линч. На любое злодейство горазд. По сравнению с ним Мэлэки Дуган из Килкуммина — невинный агнец. Когда он начал орудовать в Западном Кроке, помещики присмирели, перестали бедноту с земли сгонять. Случись Избранники во времена моего деда, не пришлось бы ему бродягой свой век кончать.

— Мы еще у истоков освобождения, — начал я и почувствовал всю пустоту слов. — И продвигаться нужно постепенно, шаг за шагом.

— Вот так постепенно, шаг за шагом, и оказался мой дед в придорожной канаве. Заснул раз зимней ночью, лишь утром его нашли, а подле слезами заливается и от холода дрожит его сын — мой отец. — Мак-Карти задумчиво закусил губу, потом сказал: — Ну еще бы! Разве кому есть дело до таких, как мой дед?

Повстанцы, узнав о победе при Каслбаре, не дожидаясь ни помощи, ни указаний французов, захватили Суинфорд. Узкая деревенская улица украшена зелеными ветвями, там и сям стоят «древа свободы». Восставшие заняли местную пивную,

хотя хозяин ее был папистом, и пили, горланили песни весь день-деньской. Крепко сбитый молодой крестьянин, похоже, самый отчаянный драчун и забияка, назвавшись капитаном, вершил над селянами полный произвол. Не удержавшись, Мак-Карти похвастал, что мы участвовали в Каслбарской битве, нас тут же окружили, забросали вопросами, стали угощать спиртным, от чего Мак-Карти не отказался. Почти то же ожидало нас и в Чарлзтауне. Короче говоря, дорога на восток Мейо была открыта, деревни — в руках повстанцев. Но о графстве Слайго мы так ничего и не узнали. По слухам, одни деревни восстали, в других стоят отряды йоменов, а третьи жили по-прежнему, будто ничего не случилось. В самом городе Слайго, более крупном и лучше укрепленном, чем Каслбар, стоял большой английский гарнизон, усиленный частями из Ольстера. Слайго на севере и Бойл на юге — вот два звена в цепи, которой англичане хотели приковать нас к провинции Коннахт до подхода армии Корнуоллиса. И случись нам дойти до Ольстера, придется либо с боем прорывать эту цепь, либо постараться незаметно проскользнуть.

День тот выдался чудесный, долго не опускался вечер. Далеко налево от нас, в сторону Атлантики, простирался Бычий кряж, пурпуром отливали его вершины в закатном солнце на голубом небе. А где-то далеко-далеко — Дублин, и почти так же далеко — Каслбар. На невысоких пологих холмах, утопающих в зелени, кое-где виднеются дворянские усадьбы. Но чаще взору нашему представали бескрайние равнины и крестьянские лачуги. Порой мы останавливались, просили молока, и очевидно было, насколько чужды им все восстания и сражения. Совестно было подумать, что скоро и их закрутит водоворот нашего восстания. Ибо что им королевства и республики, равенство и права человека? У них другие заботы, другие цели — убрать бы урожай.

ИЗ СОЧИНЕНИЯ «СЛУЖБА В МОЛОДОСТИ. С КОРНУОЛЛИСОМ ПО ИРЛАНДИИ». ГЛАВА III КНИГИ «МОИ ПОХОДЫ» ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА СЭРА ГАРОЛЬДА УИНДЭМА (ЛОНДОН, 1848)

С севера и юга город Дублин охватывают два канала, Большой и Королевский, они соединяют столицу с рекой Шаннон и океаном. И по сей день они остаются чудом инженерного искусства и речного судоходства. По этим каналам поступают в город урожаи с щедрых полей и стада с обильных лугов Ирландии для отправки в Англию. А в годину войн с Францией и Наполеоном каналы эти были жизненно важными артериями, связующими Англию со своей житницей.

Как раз по Большому каналу и отправился в Коннахт Корнуоллис. Я бы на его месте извелся и истомился, он же спокойно сидел на палубе, дымил трубкой с длинным чубуком и беспрестанно пил шоколад из крохотных чашечек. Тогда, в молодости, от Корнуоллиса я и получил неоценимый урок: «Поспешай не торопясь». Да еще и наглядный пример несчастного генерала Лейка, павшего жертвой торопливости. Правда, отправляясь в Коннахт, Корнуоллис еще не знал о каслбарской катастрофе.

— К нашему прибытию Лейк, возможно, уже расправится с французами, а если нет, посмотрим, как там дела, и решим, как поступить, — говорил мне Корнуоллис, — здешние места на всем протяжении канала на редкость мирные, вы согласны со мной, Уиндэм? Будто это Франция или Голландия или даже Англия. Дайте людям возможность, и они будут жить тихо и мирно. Народ здешний высоко чтит справедливость. Какой-то историк так сказал. Сам из англичан.

По случайности Корнуоллис в тот момент обозревал Алленские топи, где ни мирных, ни иных обитателей не сыскать. И тем не менее умозаключение его мудро. На ирландский народ возвели много напраслины. Он и впрямь с готовностью покорился бы правительству справедливому и гуманному, если бы не демагоги, сыгравшие на его чувствах. А вспыльчивость и воинственность, столь поносимые недоброжелателями, обуздываются дисциплиной Британской армии (как и было на протяжении последних сорока лет), и из ирландцев получаются отменные солдаты, во всем мире лучше не сыскать.