Год французов
Шрифт:
Приведенный пример свидетельствует и о широте взглядов Корнуоллиса, и о его человеколюбии, не покинувшем его даже во время битвы с обманутыми крестьянскими массами в Коннахте. Питт послал Корнуоллиса в Ирландию с двоякой целью: усмирить волнения на острове и окончательно низложить так называемое королевство Ирландии, тем самым полностью вверив страну попечительству английского парламента. Обе эти задачи Корнуоллис обсуждал со мной открыто и доверительно — наверное, еще ни одному лейтенанту в двадцать лет не доводилось познать столько премудростей в военном и дипломатическом искусстве. Усмирять и одновременно закладывать основы прочного жизнеустройства — истинная цель всякого воина-дипломата, и лорд Корнуоллис обладал необходимой широтой взглядов, тонко чувствовал людские чаяния. Увы, в те годы
Старый полководец (впрочем, признаюсь, моложе, чем я сейчас) говорил спокойно и долго. Уже стали опускаться сумерки, чудесные, нежнейшие сумерки ирландского лета. По берегам канала тянулись бурые, кое-где разработанные торфяники: необозримую равнину рассекали, сходясь и расходясь, темные неглубокие траншеи. Многовековая история, спрессованная временем; все горести и печали народные наслоились в этой бурой, пахучей массе, еще не тронутой человеком. В папке из мягкой юфти я носил карты Корнуоллиса и его записи, которые он диктовал мне по мере продвижения наших войск, однако не удосуживался просмотреть их. Но ни об одной мелочи он не забывал, хотя касались они не битвы и быстрой победы, а восстановления незыблемых законов справедливой и полноценной мирной жизни.
От четырех узловых пунктов: Слайго, Бойла, Каслбара и Голуэя — сплетена сеть на весь Коннахт. Не вырваться из нее повстанцам. А на юге тем временем сосредоточивались основные силы наших войск. Потом сеть все теснее и теснее будет смыкаться над повстанцами. Тщательно продумав свой план и отдав распоряжения, Корнуоллис откинулся на спинку кресла, положив больную ногу на скамейку с подушечкой.
В Тулламоре, богатом прибрежном городке, мы высадились на берег и экипажем проследовали до Атлона: он расположен в двадцати пяти милях к северо-западу, на берегах реки Шаннон, и контролирует важный мост — основную дорогу в Коннахт. За Атлон, а следовательно, и за мост через Шаннон шли ожесточенные бои и во времена Кромвеля, и во времена Вильгельма. В июне 1691 года на Атлон напала более чем двадцатитысячная армия Вильгельма и подвергла его чудовищному, невиданному за всю историю Ирландии обстрелу. Тонны каменных и железных ядер обрушились на стены города. Корнуоллис не остался равнодушным к истории и осмотрел столько повидавшую на своем веку крепость, остатки городской стены. Там-то и настигла нас весть о каслбарской трагедии.
Доставили ее легкие драгуны, самым унизительным образом покинувшие поле боя, без отдыха мчали они от самого Каслбара. Их привели к Корнуоллису для доклада, но даже в присутствии сурового и величественного полководца они не сумели связно и толково рассказать обо всем. Несметная армия крестьян, подстрекаемая священниками, с дикими воплями движется по дорогам Коннахта. От Каслбара до Атлона под ее натиском пали все важные населенные пункты, в том числе и Туам. Корнуоллис слушал их молча, стараясь угадать за продиктованными страхом преувеличениями истинный размах поражения на севере.
Потом он оставил драгун и продолжил осмотр города, но уже не столько из благочестия, сколько из практических соображений: устоит ли Атлон перед массированной атакой. Он также послал гонца в Туам, чтобы проверить, находится ли этот важный пункт на перекрестке дорог в руках англичан. Уже затемно прискакал посланец от генерала Лейка с донесением, постыднее которого ни один офицер Британской армии не писал своему командиру. Генерал и хвалил, и жалел себя, безраздельно перекладывая вину на своих офицеров и солдат. Британские войска, писал он, поддались панике и трусливо покинули поле боя, столь хорошо задуманного и подготовленного им, Лейком, боя, в котором он намеревался с честью выстоять. И строчкой ниже он уже противоречил себе, возлагая ответственность за подготовку к ведению боя на Хатчинсона. В донесении ни слова не говорилось о том, почему вспыхнувшая паника охватила самым пагубным образом все войска, намного превосходившие противника численностью и занимавшие удобную позицию на холме. Также ни словом не обмолвился генерал о храбрости и находчивости врага, одержавшего победу благодаря ночному переходу, на которые не решился бы заурядный командир.
Вижу как сейчас, несмотря на давность
— Вот видите, послушай меня Лейк и выспись как следует той ночью, не пришлось бы ему расхлебывать все это.
Потом он призвал полковника Крофорда.
— Если Туам еще в наших руках, предлагаю выступить туда завтра же с двумя полками. Туда же ко мне направятся, как только прибудут в Атлон, и основные части. Как только соберу необходимые силы, не позднее чем послезавтра выступаю на Мейо. Составьте приказы, чтобы контролировались дороги на восток, в Слайго и Бойле. И срочное донесение военному ведомству: «Возможно, потребуются дополнительные войска на охрану Дублина». Юный Уиндэм поможет вам написать. Ведь ваши драгуны слова без ошибки не напишут.
— Неужто положение столь серьезно? — встревожился Крофорд.
— Мы, несомненно, победим, — ответил Корнуоллис. — Обязательно победим. Сколько уж веков воюем, к победам нам не привыкать. Но победа на этот раз придет не столь скоро, как я рассчитывал. Да, Крофорд, два полка, которые завтра отправляются со мною, должны состоять из английских солдат.
— Не соблаговолите ли, ваше высочество, в трудную минуту опереться на шотландских солдат? — Шотландский выговор придавал словам Крофорда сердитый оттенок.
Корнуоллис добродушно рассмеялся и легонько хлопнул Крофорда по плечу.
— С величайшим удовольствием, сэр. С величайшим удовольствием. Ваши солдаты лучше всех. Господи, да если у меня был выбор, я б всех этих йоменов да ополченцев — на сторожевую службу, по гарнизонам. С глаз долой, чтоб под ногами не путались.
И больше он ни разу прямо не высказался о битве при Каслбаре.
По невообразимому, словно подстроенному стечению обстоятельств просьба Корнуоллиса о подкреплении попала в Лондон одновременно с первым известием о боях в дельте Нила, в бухте Абукир, между английским флотом под командой адмирала Нельсона и французским, который охранял экспедиционный корпус Бонапарта. В минуты праздности я нередко задумывался, какой магической нитью связаны эти события, происходившие на разных краях света. Впрочем, мои размышления и впрямь плод праздности, ибо какая связь меж незначительной перестрелкой на топком болоте под серым, унылым небом и одной из важнейших в истории битв, когда решалась судьба Европы и Индии.
ИЗ РУКОПИСНОГО ДНЕВНИКА ДЖУДИТ ЭЛЛИОТ, ОЗАГЛАВЛЕННОГО «ВСЕ ВОКРУГ В ЗЕЛЕНОМ УБРАНСТВЕ»
Записки ирландской патриотки
Августа 29-го. Сегодня мой доблестный Малкольм где-то на востоке Мейо «пробуждает ото сна героев-гэлов», как сказал бы Оссиан. Наш городок Баллина находится в центре повстанческого лагеря, хотя ведут себя повстанцы далеко не так благоприличествующе, как хотелось бы. В Каслбаре — столице нашей молодой Республики Коннахт — правит Временный комитет, и там жизнь спокойна и пристойна, во всяком случае, так мне говорили, сама я не рискую выезжать далеко. А в Баллине патриоты ведут себя так, словно свобода для них означает право на хамство и разбой. Правда, они почти все время пьяные. Капитаном у них Майкл Герахти, крестьянин-середняк, некогда он принимал присягу Объединенных ирландцев у моего дорогого супруга. Он, как и подобает, поддерживает порядок. Однако больше похож на главаря банды, который не отважится ввести строгую дисциплину. И как следствие — частые грабежи дворянских усадеб, хотя, к счастью, обошлось без кровопролития. Глядючи, как патриоты тащат, согнувшись в три погибели, награбленное, я не нахожу в них сходства с идеальными, в ореоле доблести и благородства, героями Оссиана. И все же из истории явствует, что люди эти — истинные потомки Оссиана, Оскара и Финна, ныне разоренные и втоптанные в грязь сапогом тирана, под пятой которого они находятся уже не одно столетие. Памятуя об этом, им почти все можно простить и уверовать в то, что, пожертвуя вскорости многим, они возвысят и очистят души свои.