Год гиен
Шрифт:
Горшечник замедлил вращение колеса и выжал мокрую губку над наполовину слепленной чашей, которая крутилась на колесе. Он по опыту знал, что визиты Семеркета всегда длинные и нелегкие и что лучше не дать чаше высохнуть.
— Семеркет, добрый друг, — Снеферу попытался заговорить жизнерадостным тоном, — зачем вы сюда пришли? Решили, что это я убил Хетефру?
Чиновник, фыркнув, развязал концы шерстяной ткани и перевернул сверток. На землю кучей высыпались почерневшие черепки, которые он нашел в заброшенном лагере в Великом Месте.
—
— Хетефре? Не припомню, чтобы у нее был такой…
— Ты сможешь его починить? Я не хочу оскорбить ее дух.
Снеферу кивнул:
— Если все куски здесь, тогда я смогу починить его для вас.
— Я подумал, что лучше принести горшок тебе, поскольку ты, вероятно, его и сделал?
Если бы горшечник ответил утвердительно, Семеркет бы понял, что лагерь разбил кто-то из жителей деревни, что костер не был разведен столетия назад.
Но Снеферу покачал головой:
— Может быть, когда горшок снова будет целым, я смогу ответить на этот вопрос.
— А когда он будет готов?
— Здесь так много черепков, а я так занят собственными делами. У меня ведь нет помощников, знаете ли…
— Так когда?
— Через несколько недель.
Семеркет вынул из пояса золото и положил на стол.
— Я дам еще столько же, если ты сможешь починить быстрее.
Но горшечник просто оставил золотое кольцо лежать там, где оно лежало, даже на него не взглянув.
— Я сделаю это, когда смогу, друг Семеркет, — ответил он. — Я уже сказал.
И он снова завертел гончарное колесо.
Когда Семеркет оставил лавку, горшечник положил золото на ладонь и презрительно фыркнул.
На другой стороне реки, в Восточных Фивах, дым жертвенного огня поднимался к небу из храма Сехмет, шелковисто свиваясь и становясь жидким черным пятном. Было раннее утро, храмовые огни пылали, алкая первые жертвы.
Жена Ненри, Меритра, ждала с краю толпы паломников, сжимая мятый кусок папируса. Она нервно переминалась с ноги на ногу, и при каждом ее движении ее бесчисленные браслеты звенели. Она нашла глазами своего дядю, господина старшего жреца Ироя, который молча молился Сехмет.
Все расступились, когда к алтарю повели первого быка. Животное послушно зашагало по лестнице туда, где его ждали Ирой и жрецы. Там бык потряс головой, показывая, что желает принять смерть. Меритра знала, что это старый трюк — жрецы налили быку в уши святой воды.
Сразу же после того, как один из жрецов оглушил быка ударом молота по черепу, ее дядя проворно вспорол ему горло большим бронзовым ножом. Бык упал на колени, конвульсивно опорожнив кишечник на алтарь, дымящаяся кровь залила руки Ироя. Соленый железистый запах крови и едкий запах дерьма коснулся ноздрей его племянницы.
Ирой у алтаря зачерпнул руками кровь и испятнал ею одеяние богини. Покрасневшая ткань облепила груди Сехмет, обрисовав наготу божества.
Солнце заблестело на беломраморном алтаре, залив храм ярким слепящим
Жирные бедренные кости протянули верховному жрецу, тот положил их в жертвенный огонь, и кости, зашипев, стали брызгать жиром, когда пламя взметнулось, чтобы их поглотить. Кровь побежала по мраморному алтарю в специально обустроенный пруд.
Меритра упала в обморок.
Очнулась она в святилище дяди. Ее тошнило, во рту ощущался вкус желчи.
— Что?.. — спросила она.
Ответом ей был долгий тихий рык. Над ней стояла львица, подозрительно принюхиваясь. Меритра завопила. Кошка сделала шаг назад, не понимая, что это за вопящее существо, и укрылась за ногами человека, который держал ее на привязи.
— Тише, тише, Таса, — негромко, успокаивающе сказал человек, почесывая голову зверя. — Это всего лишь моя глупая племянница.
— Убери ее! — умоляюще сказала Меритра.
— Я бы посоветовал прекратить крик, племянница. Таса может подумать, что ты — всего лишь игрушка. А когда у нее на уме озорство, Тасу трудно остановить.
Верховный жрец был похож на свою племянницу — вплоть до широкого носа и узких глаз. Но такие черты делали Меритру нескладной и мужеподобной, а дядю — красивым. Он был все еще прямым и сильным, несмотря на свой возраст, хотя и начал слегка толстеть.
Святилище Ироя представляло собой маленькую комнату позади святая святых, где находилась богиня. На стенах висели туго натянутые львиные шкуры. По периметру комнаты стояло множество принесенных по обету статуй, изображающих львиную богиню. Некоторые из них были отлиты из золота и других драгоценных металлов, иные вырезаны из камня. Это подношения воинов, которым очень хотелось заручиться благоволением богини войны.
— Итак, почему ты сегодня пришла со мной повидаться? — снисходительно спросил дядя Меритры.
Он протянул привязь Тасы младшему жрецу, заботливо приказал покормить львицу, и животное увели из святилища.
— Из-за Ненри! — ответ Меритры прозвучал капризным хныканьем. — Он меня ударил!
Ирой сел на трон, вытирая лезвие жертвенного ножа мягкой тканью, и засмеялся.
— Он молодец. Тебя надо чаще бить, моя дорогая. Я так ему и сказал, когда он на тебе женился.
Меритра спрятала лицо в руках, из глаз ее потекли слезы. В голове у нее стучало.
Ирой вздохнул. Он всегда немного стыдился чада покойного племянника, предпочитая держать Меритру подальше от своих глаз. Жрец поудобней устроился в кресле. Банальные супружеские неурядицы нагоняли на него скуку. Но следующие слова племянницы привлекли его внимание.