Год гиен
Шрифт:
Каким-то образом драгоценный металл был разлит, как вода, а потом застыл. Семеркет мельком вспомнил рассказ Квара о том, что иногда грабителям гробниц кажется удобнее полностью сжечь содержимое гробницы, а после собрать слитки расплавившегося золота из-под пепла. Потом дознавателя посетило непрошенное воспоминание о мальчике верхом на ослике в Великом Месте, и он снова мысленно услышал слова этого мальчика: «Здесь делают кожу бога».
Семеркет посмотрел на корзины, поняв, что диск у него в руках раньше мог быть чашей, к которой некогда прикасались губы фараона или царицы, или священным сосудом, содержащим сладости — подношения
Семеркет бросился к толстому золотому кружку на другой стороне комнаты. Золото было расплющено на стене, превратившись в сверкающие бесформенные куски.
Как они смогли так поступить? Эти вещи делали их дедушки, их дяди и отцы. А теперь все они пропали навсегда. Строители гробниц были настолько невосприимчивыми к собственному искусству, что больше не замечали его, расплавляя все, чтобы легче было унести? Но потом Семеркет вспомнил Панеба, так гордившегося кувшином работы своего деда. Без сомнения, кувшин тоже стал частью добычи, и могучий свирепый десятник вытребовал его для себя в приступе сентиментальности. Дознаватель почувствовал, как сердце его смягчилось — по крайней мере, один работник пожелал иметь сокровище не просто из-за его стоимости на рынке.
Семеркет наклонил факел, чтобы рассмотреть всю комнату, и свет выхватил дверной проем в дальнем углу. Исполненный любопытства, чиновник пересек помещение и вышел в другой коридор. И остановился, потрясенный.
Это был не потайной подвал, а совершенно другая гробница! Она тянулась в темноту вправо и влево, Семеркет даже не мог представить, на какую длину. Квар сказал ему, что гробница Рамзеса пробита тридцать лет назад отцами и дедушками нынешних строителей. Осматриваясь по сторонам, Семеркет понял, что тут соединились две усыпальницы: крыша старой, забытой гробницы встретилась с полом более новой — усыпальницы нынешнего фараона. Поэтому строителям и пришлось изменить направление пробитой в скале шахты. Это объясняло, отчего коридор шел вправо.
Семеркет поднял факел к стенам, чтобы проверить, не удастся ли ему определить, кому принадлежала старая гробница. Хотя он мог ясно разглядеть очертания фигур, некогда украшавших стены, все рисунки были тщательно соскоблены, остались только их неровные контуры.
Чиновник медленно пошел по проходу. Со стен было стерто все, причем стерто намеренно. Но в самом дальнем конце гробницы Семеркет обнаружил часть уцелевшей фрески. На ней изображалась маленькая голова фараона — его можно было узнать благодаря урею на лбу. Кем бы ни был этот царь, он оказался чрезвычайно красивым, если портрет был похож на оригинал. Глядя на сильные, четкие черты лица правителя, Семеркет подумал, что они напоминают ему лицо кого-то, кого он недавно встречал… Но кого именно? Может, память просто играла с ним шутки? И дознаватель, пожав плечами, отбросил эту мысль.
К счастью, он увидел картуш, который не заметили осквернители. Мороз пробежал по его спине, когда он с трудом разобрал поблекшие иероглифы в картуше.
— Аменмес, — выдохнул он.
Он находился в гробнице обвиненного узурпатора, отца Таусерт — царицы, чье имя не раз всплывало во время расследования Семеркета.
Дознаватель
Масло в факеле почти закончилось. Семеркет прошел обратно через заваленную золотом комнату и по неровной высеченной в камне лестнице поднялся в незаконченную гробницу фараона наверху. Потом снова занял место за одной из больших колонн в главной галерее.
Скоро факел зашипел и угас, и Семеркет приготовился ждать появления рабочих. Он знал, что следующей ночью нищие вернутся (луны все еще не было), чтобы взять оставшиеся сокровища. Но куда они их заберут? И зачем?
Вопросы эти были несущественны, поскольку если поутру ему удастся ускользнуть, он отправится прямо к министру Тоху. Воров схватят по горячим следам.
Глава 6 Пророчица Сехмет
Как и думал Семеркет, строители гробниц вернулись на рассвете. Они прошли мимо, не заметив его, и спустились в погребальную камеру, чтобы продолжить работу. Когда чиновник убедился, что строители уже не вернутся, то проскользнул главным коридором, вышел из гробницы (дверь была открыта навстречу восходящему солнцу) и вскарабкался по утесу на тропу, которая проходила выше.
Через час он уже пробирался через толпу на стихийном рынке у храма Диамет. Сотни прилавков раскинулись за стенами храма с тex пор, как вернулся фараон.
Быстро показав знак министра стражникам у Великих Колоссов, Семеркет получил разрешение войти в храм.
В храмовом парке оказалось не так многолюдно. Тем не менее, вокруг Семеркета толпились знатные люди, жрецы и мастера, торопясь по своим утренним делам. Хотя едкий дым от утренних жертвоприношений стелился над храмовым комплексом, над вымощенными плитами дорожками в саду плыли запахи апельсиновых деревьев и жасмина.
У внутренних дверей храма к Семеркету приблизился стражник.
— Покои министра — где они? — спросил чиновник, зная, что Тох оставил свои помещения в храме Маат, чтобы быть рядом с фараоном во время пребывания Рамзеса в Фивах.
Семеркет опять поднял знак министра, чтобы показать стражнику. Тот ответил на вопрос, но добавил:
— Но если ты ищешь Тоха, он еще перед рассветом отправился в Эрмент вместе со своими воинами.
Выражение лица Семеркета стало таким, что воин поспешно добавил:
— Но он вернется примерно через неделю! Министр отправился осматривать нового быка Бухиса!
Семеркет сознавал важность ранней смерти Бухиса — ужасающее предзнаменование катастрофы. Бык считался земным воплощением власти фараона Рамзеса III, и замена его была задачей, доверявшейся только высшему чиновнику. Это и объясняло неожиданный отъезд Тоха.
— Может, его писец, Кенамун, может тебе помочь, раз дело такое срочное, — сказал стражник.
Кенамун… Да, ои наверняка знает, как быстрее всего связаться с Тохом.
Семеркет кивнул в знак благодарности и прошел в темные залы, полированные базальтовые плиты пола поблескивали под его грубыми сандалиями. Но в последний раз он был внутри храма довольно давно и вскоре почувствовал растущее замешательство. Чиновник узнал стену, выложенную голубыми фаянсовыми плитками — но сворачивал он отсюда влево или вправо?