Год Грифона
Шрифт:
— Должна? — нахмурилась принцесса.
Малтэр, испугавшись, что ляпнул неподобающее, низко склонился перед ней.
— Я уже почти все закончила, — сказала принцесса. — С ними ничего не случится, если минуту подождут.
— Прошу прощения, государыня, — повторил Малтэр. Но… Как же знак Оланти?..
Принцесса ответила:
— Да, принеси его. Он у меня в спальне в лаковом ларце.
Малтэр, торопливо поклонившись, метнулся за ларцом.
Парламентеры уже высадились на тавинской пристани, когда он, запыхавшись, преподнес ларец принцессе
Он успел принять почтенный вид и с достоинством проводить послов в Большую залу Руттулова дома. Для майярцев были приготовлены мягкие кресла; напротив них стояло почти такое же кресло, но более высокая спинка подчеркивала сан той, кто займет это кресло.
Раз уж принцесса запаздывает, это должно выглядеть церемониально, решил Малтэр, и когда принцесса, завершив сожжение Руттулова архива, направилась к Большой зале, Малтэр шепотом спросил, как объявлять титул — «вдова Руттула» или «жена Руттула».
— Объяви — Карэна и все, — сказала принцесса. — Нечего лишний раз марать имя Руттула о их подлые уши.
Подлые? Тут Малтэр мог бы возразить, но перечить не стал. Майяр выслал послами знатных господ; выше прочих сан молодого Горту, но он еще слишком юн, и главой посольства был объявлен Ваорутиан, второй сын младшего Ирау.
Герольд выкрикнул имя принцессы, и та вошла, принимая поклоны послов. Она была побежденной, но высокий сан защищал ее от неуважения.
Она села. Дождавшись этого, опустились в свои кресла знатные майярцы. Малтэр встал рядом с принцессой. Он принял от майярцев заготовленный документ, уже утвержденный печатями Горту, Марутту и Кэйве, передал писцу, прочитавшему его вслух, а потом вручил принцессе.
Она взяла в руки развернутый пергаментный свиток, просмотрела каллиграфически выписанный текст и протянула руку за пером.
— У меня еще нет печати с моим полным титулом, — сказала она, подняв синие глаза на Ваорутиана. — Устроит ли великий Майяр моя рукописная подпись?
Ваорутиан склонил голову:
— Разумеется, государыня. Но прошу подписаться полным титулом.
Принцесса задержала на нем взгляд, потом опустила глаза и решительно начертала на пергаменте: «Принцесса Карэна, государыня Сургары, владетельная госпожа Арлатто и Арицо, дочь Лаави, сына Аргруу, потомка Нуверре отважного, вдова Герикке Руттула, сургарского государя».
Писец тут же посыпал написанное песком.
Принцесса встала и этим заставила майярцев стоя выслушать следующее:
— Госудать Сургары, мой супруг, умер. Волею его я назначена наследницей. Прошу передать это Высочайшему Союзу.
«После чего, — вспоминал Ваорутиан, — государыня удалилась.»
— Лиса, — отозвался Горту о Малтэре. — Крутил, крутил, а все-таки нашел принцессу. Какова она? — спросил он сына.
— Мне показалось, она больна, — ответил юноша. — В зале холодно было, а она ворот теребила — задыхалась. И лицо горело…
— Когда займем Тавин, первым делом отыщешь ее, — приказал Горту. — Будь предупредительным и старайся ей не перечить,
— Да, конечно, — сказал юноша. Он сдержал слово; не тратя времени, он занял дом Руттула, выставив оттуда Малтэровых слуг, оставив только тех, кто служил прежде Руттулу. Принцесса была там, и вид ее подтверждал предположения оее болезни. Она куталась в плащ из золотистых лис и бродила по дому, как показалось молодому Горту, в совершенно невменяемом состоянии. Слуги готовили ей обжигающе-горячее ранаговое питье, но она, согревая руки о кружку, делала несколько глотков и рассеянно отставляла кружку в сторону. Если она присаживалась в какой-нибудь комнате, слуги тут же начинали разводить огонь в камине или печи, но надолго она нигда не задерживалась, вскакивала на ноги и продолжала свое бесцельное кружение по комнатам.
Молодой Горту изредка объявлялся рядом с ней, уговаривал прилечь или сьесть что-нибудь, но она только качала головой: «Нет».
Когда к дому Руттула приехал принц Горту, сопровождаемый малтэром, молодой принц, выбившись из сил, дремал в кресле у дверей кабинета. Увидев отца, он вскочил на ноги.
— Она больна, — доложил он.
— Этого и следовало ожидать, принц, — заявил Малтэр, уже успевший изложить Горту свою догадку о хэйо. — Когда в человека вселяется демон, он первое время болеет, пока не привыкнет, — сказал он.
Горту качнул головой:
— Она и раньше была одержимой, — ответил он. — Разве ты не замечал, Малтэр?
— Не замечал, — отозвался Малтэр. — Она всегда была обычным ребенком; может быть, чуть более непоседливой, чем это полагалось бы девочке.
— А ты никогда не спрашивал себя, почему ее отдали в Сургару? — спросил Горту.
— Из государственных интересов, — ухмыльнулся Малтэр.
— Не только, — покачал головой Горту. — А скажи-ка, Малтэр, где ее знак Оланти?
— У нее, — ответил Малтэр.
— У нее, — подтвердил молодой Горту.
— Необходимо заставить ее отказаться от Оланти, — сказал Горту. — Безразлично, кому она его передаст, главное, чтоб отдала.
Молодой Горту заметил сигнал одного из своих людей.
— Она идет сюда, — предупредил он, и почти сразу же в дверях появилась бредущая как во сне принцесса. Она равнодушно кивнула в ответ на поклоны мужчин.
— Прошу прошения, государыня моя… — проговорил Горту, и она остановилась, выжидающе глядя в сторону.
«Небеса святые! — вздохнул Горту, разглядывая ее. Бедная, она и в самом деле больна…»
Спутанные волосы, обмотанные парчовым шарфом, наброшенный на плечи невесомый лисий плащ, оттеняющий бледное лицо и глядящие бесчувственно потухшие глаза.
— Как ты собираешься теперь жить, государыня? — спросил Горту.
Она, чуть двинув плечом, подтянула сползающий плащ и сказала тихо:
— Не знаю.
— Позволю себе посоветовать, государыня, — мягко сказал Горту. — Тебе надо сейчас уйти от дел, отдохнуть от суеты жизни в тихом месте, а управление Сургарой поручить… ну скажем… Малтэру.