Год, когда я всему говорила ДА
Шрифт:
Прежде чем вы приметесь меня хвалить (и, честно говоря, я не вижу, с чего бы вам начинать это делать в данный момент, – но просто на всякий случай), хочу внести ясность. Я только что сказала, что я не из тех людей, которые способны видеть проблему и не решить ее. Но я не имею в виду – как «героическая Роза Паркс, отказывающаяся освободить свое место в автобусе». Я имею в виду тот прискорбный контрол-фриковый манер, когда корку с хлеба всякий раз должно срезать на совершенно одинаковое количество миллиметров.
То есть я
Я так устроена.
Так устроен любой обсессивный трудоголик и контрол-фрик А-типа.
Ясен пень.
Я – делатель.
Я делаю.
Поэтому, когда я говорю, что собираюсь что-то сделать, я это делаю. Когда я говорю, что собираюсь что-то сделать, я действительно это делаю. Я бросаюсь в это дело целиком и делаю. Рву задницу. Делаю вплоть до финишной черты. Несмотря ни на что.
Несмотря.
Ни.
На.
Что.
Все это еще усугубляется тем фактом, что во мне силен дух конкуренции. Не такой, как у нормальных людей. Не дружелюбной конкуренции. Мой тип – устрашающе-психотический. Никогда не вручайте мне волейбольный мяч. Не предлагайте сыграть в карты на интерес. Безмятежная игра в скребл? Нет, не слышала. На «Анатомии страсти» мы начали конкурс на лучшую выпечку, и мне пришлось исключить себя из конкурса. Когда я заставляла свою команду сценаристов печь вкусняшки, соревнуясь друг с другом, это чуточку походило на харассмент с использованием служебного положения. И, наверное, еще получилось нехорошо, когда я исполняла тачдаун-танец во время церемонии награждения, вопя «ВЫКУСИТЕ, СУКИ!!!» всем, кто занял места ниже меня.
Как я и говорила, во мне силен дух конкуренции.
Меня никогда и никто не приглашает к себе домой поиграть.
Видите ли, я сильно увлекающийся человек.
Я увлекаюсь. Я вовлекаюсь с головой и всеми потрохами. Вовлекаюсь настолько, что порой ложусь костьми.
Дьявольщина, не за просто же так вся телепрограмма вечеров по четвергам – моя!
Я говорю вам об этом, чтобы вы поняли, насколько значимым для меня было решение «Да-целый-год». Затея с этим годом «Да» была просто гигантской. Зарок о годе «Да» был обязательством. Контрактом между мной и моей величайшей соперницей и судьей – мной самой. Отступление означало бы месяцы самобичевания и рухнувшей самооценки. Я бы себя в грош не ставила. Ситуация стала бы безобразной.
А еще… честно?
Я просто… отчаялась.
Что-то необходимо было изменить. Необходимо. Потому что это никак не могло быть оно.
Получение всего сразу.
Не может быть, чтобы «получение всего сразу» было именно таким. Или может? Потому что, если может, если именно ради этого я трудилась так упорно, потратив столько времени и энергии, если вот так
Я даже не хотела рассматривать этот вариант. Я не стану об этом думать. Вместо этого я стану смотреть вперед, вдохну поглубже и просто… буду верить. Верить, что дорога продолжается. Верить, что за поворотом есть что-то еще.
Я буду верить и говорить: «Да».
Я сказала себе это, а потом съела весь тортик и выпила четыре «мимозы», стараясь верить.
Да-да-да.
Через неделю в моем кабинете в «Шондалэнде» звонит телефон.
Это ректор Хэнлон из Дартмутского колледжа.
У ректоров колледжей не в обычае звонить мне. Я встречалась с ректором Хэнлоном, очень милым мужчиной, ровно один раз. Тем не менее вот он, ректор Хэнлон из Дартмутского колледжа, звонит мне по телефону. У него есть ко мне вопрос. Он хочет знать, не выступлю ли я в июне с приветственной речью на церемонии вручения дипломов колледжа.
С двадцатиминутной речью. Перед примерно десятью тысячами людей.
Эм-м.
Вселенная?
Ты что, черт тебя дери, подшутить надо мной вздумала?
В телефонном разговоре возникает пауза длиной в целую минуту, во время которой воздух не втекает в мои легкие и не вытекает из них. Говорит что-то ректор Хэнлон или нет – мне неведомо. Неведомо, потому что из-за шума в ушах я его не слышу.
Говорить всему «да» в течение года.
Вот оно. Это началось. И теперь, когда это началось, идея говорить «да» перестает быть просто туманной идеей. Теперь реальность того, за что я берусь, заставляет мой мозг грохотать внутри черепа.
Говорить «да»?
Нет никакой возможности планировать. Никакой возможности спрятаться. Никакой возможности контролировать. Нет – если я говорю «да» всему.
«Да» – всему пугающему.
«Да» – всему, что выталкивает меня из моей зоны комфорта.
«Да» – всему, что кажется безумием.
«Да» – всему, что кажется нехарактерным для меня.
«Да» – всяческим дурачествам.
«Да» – всему.
Всему.
Говорить «да».
Да.
Сказать. Сказать СЕЙЧАС.
– Да, – говорю я. – Да.
Мы с ректором Хэнлоном еще некоторое время беседуем. Кажется, это приятно. Кажется, я спокойна. Право, вот уж не знаю. Я сосредоточена на вдохах и выдохах. Стараюсь приглушить рев, который слышу. Повесив трубку, размышляю о том, что только что сделала.
Речь. Приветственная. Десять тысяч человек.
Я вношу эту дату в свой календарь.
8 июня 2014 года.
Июнь.
До него еще шесть месяцев. Шесть месяцев – это о-очень далеко.
Шесть месяцев – это целая жизнь.