Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило
Шрифт:
Проводив взглядом стражу, уволакивающую черного сухого мужчину, вежливо дождавшись ухода лекаря, Ломас достал из сумки свернутый пергамент и запечатанное письмо.
– Насколько мне известно, вы супруга дона Текило Альтиста?
– Да, - тихо ответила донна Катарина. Альваро протянул руку и сжал пальцы матери. – Мы давно расстались и не жили вместе, но…
– Это, собственно, не имеет значения. У меня печальные новости – ваш муж, госпожа Альтиста, был казнен в Брабансе четырнадцатого числа текущего месяца.
– За что? – буркнул Альваро.
– Главным образом, за оскорбление Короны – по обвинению короля Антуана II. Дон Текило пытался присвоить
– Он считал все попытки пересечь Океан величайшим бредом, - сдержанно, с достоинством прирожденной сеньоры ответила донна Катарина. Ее выразительные глаза просто пожирали оставленное на столе письмо с надписью, сделанной таким знакомым почерком, но она не спешила взять бумагу, чтобы выяснить ее содержание. - Выдумкой для тех, кому нечем заняться по эту сторону суши.
– Ах, вот как… - спохватился Ломас. – Да? Жаль, жаль… Действительно жаль, что не все сделки приносят прибыль. Простите, - извинился чиновник в ответ на недоумевающие взгляды женщины и подростка. – Я о своем, о судебном. Знаете, конечно, мой долг состоял в том, чтобы арестовать вашего супруга, но позвольте засвидетельствовать вам, его семье, мое величайшее почтение к столь неординарной личности. Эх, каков был пройдоха! Жаль, что умер.
Едва за Ломасом захлопнулась дверь, донна Катарина бросилась распечатывать письмо. Альваро, непроизвольно придерживая раненую руку, встал позади и прочитал из-за плеча:
«Мои дорогие Катарина и Альваро! Как, должно быть, вы уже знаете, я умер. Мне очень жаль, что всё сложилось именно так, а не иначе. Я виноват. Простите.
Я помню о вас всегда.
С любовью – дон Текило Альтиста.
P. S. Может быть, еще встретимся?»
Ла-Фризе. Два дня спустя
Дверь скрипнула.
– Пожалуйте, сударыня, - вежливым баском пророкотал стражник. – Сейчас вам фонарь поставлю. Уж не обессудьте, если крысу увидите. Бегают, сволочи… Проходите. Только близко к нему не подступайте, ладно?
– Благодарю вас, любезный.
Стражник, пришаркивая стоптанными сапогами, вышел.
Донна Катарина сделала несколько шагов и остановилась напротив сеньора Леокадия.
Два дня в тюрьме не пошли ему на пользу, а тусклый свет фонаря только усиливал негативные штрихи образа бывшего друга семьи Альтиста. Черные прилизанные волосы превратились в нечто паклеобразное, щеки почернели от щетины, рубашка засалилась, кое-где порвалась, показывая очень бледное жилистое тело.
–
– Нет. Напротив, - ответила донна Катарина. Покусала губы, видимо, подбирая слова и, наконец, собравшись с духом, продолжила: - Я пришла сказать, что с Альваро всё в порядке. После того, как вы… - Катарина запнулась. Снова собрала всё свое мужество, непроизвольно скользнула пальцами по бусинам зажатых в ладонях четок и продолжила: - После того, как вы его ранили, случилась небольшая лихорадка, но лекарь сумел с ней справиться. Сегодня Альваро лучше, и я думаю, что через неделю мы можем забыть об этом инциденте.
– Я рад, - коротко ответил Леокадий. Катарина будто ждала – и именно этих слов:
– Вы рады? Вы говорите правду? Вы переживали из-за мальчика?
– Я переживал из-за вас, моя прекрасная донна. Правда, - протянул правую руку Леокадий, и Катарина сделала шаг навстречу. – Смерть мальчишки расстроила бы вас, а я хочу видеть вас счастливой…
– Вот как? Значит, вы не думали всерьез убивать его! О, а я, глупая, так боялась…
– Не бойтесь меня, Катарина! – с ласковой теплой нотой в голосе ответил Леокадий. Присутствие красивой женщины, ее аромат, ее тепло пьянили, как самое лучшее вино: - я готов ради вас на всё! Поймите, на всё! Подумаешь, убийство!
Последняя фраза была лишней – Леокадий подумал об этом только после того, как увидел, как побледнела его прекрасная донна. Побледнела, непроизвольно сжала четки в кулак, но не ушла.
– И вы готовы исправиться? Забыть о своих преступлениях и встать на путь истинный?
– О, да! легко!
Леокадий пожирал глазами Катарину, думая о том, что еще не всё потеряно. Не так-то легко забыть годы, в течение которых она доверяла старинному приятелю своего отвергнутого мужа беззаветно, не так-то просто начать жить своим умом – после того, как одиннадцать лет всё делала по его, Леокадия, подсказке. Да, она будет принадлежать ему!
А с мальчишкой Леокадий разберется при первом же удобном случае.
– Тогда поклянитесь, что вы говорите правду. Что вы действительно раскаиваетесь в своих грехах и больше никогда – никогда! – не совершите злодеяний. Возьмите мои четки, - протянула донна Катарина нитку крупных, неровных деревянных бусин. – Возьмите и повторяйте за мной: я, Леокадий Суарес…
– Суарес… - эхом отозвался мужчина, надевая, как его и просили, на запястье деревянные и сжимая бусины в кулаке. Вот уродство эти «бусики»! Только идиотке Жанне под стать… Ничего, он быстро найдет донне Катарине что-нибудь в соответствии со своим вкусом…
– …даю обещание вести праведную жизнь…
– жизнь…
– … не чиня препятствий и зла окружающим…
– окружающим…
– … ни делом, ни словом, ни мыслью. В доказательство чего вверяю…
– вверяю…
– … свою душу милостивому Богу…
– душу…
– … И пусть он судит меня по справедливости…
– Пусть судит меня… А-аа!!! – закричал Леокадий. Закричал страшно, каким-то звериным, утробным криком, который вызвал переполох у стражников. Люди забегали, загремели ключами, отпирая дверь.