Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило
Шрифт:
Донна Катарина расширившимися от ужаса глазами смотрела, как четки вспыхнули огнем, который мгновенно охватил руку Черного Лео. Леокадий кричал от жуткой боли; стражники суетились и бестолково толкались в камере, пока один из них не догадался вылить на узника ведро… кхм, не воды.
– Что здесь происходит? Сеньор Леокадий опять устроил дебош? Или мы недостаточно хорошо его обыскали, и он снова откуда-то достал ножик и начал нападать на сторожей? – деловито осведомился, появляясь на пороге камеры, Ломас. Ему, по мере сил, объяснили.
– Пытались заставить его дать клятву? А он взял да самовоспламенился? Интересно, интересно… Эй, вы, любезный, сбегайте-ка за нюртанговым браслетом. И вызовите мага, пусть просканирует нашего «доброго» сеньора Суареса. С чего это такая реакция на самую обычную клятву? Или наш «дорогой гость» скрытый маг?
– Он не маг, - проговорила донна Катарина, - Дон Текило говорил, что Леокадий учился, но наставник его выгнал, из-за недостаточно развитых способностей…
– И эту историю сам Леокадий и рассказывал? Ну, что вы, сударыня! Наверняка выгнали за воровство или за какую-нибудь подобную «шалость»! А, сеньор, что скажете? И какую школу Магического Искусства мы практикуем? Уж не демонологию ли?
Леокадий зашипел бранные слова.
– Каждая наша встреча, мадам Альтиста, дарит мне новые и новые открытия, - довольно улыбнулся Ломас. – за что я сердечно благодарен. Думаю, - продолжил чиновник, заметив, в каком смятении предывает женщина, - вам лучше уйти и отдохнуть.
– Я хотела, чтобы его душа спаслась, - прошептала донна Катарина.
– Он не стоит ваших молитв, сударыня, - мягко возразил Ломас. – Совсем не стоит. Идите. Я распоряжусь, чтобы вас проводили до дома…
Минуту донна Катарина помешкала, потом отступила к двери.
Поняв, что она уходит из его жизни – и уходит навсегда, Леокадий не выдержал, вскочил на ноги, растолкал бестолково суетившихся вокруг него сторожей и закричал:
– Где бы ты ни была, я найду тебя! Найду, Катарина! И тогда ты пожалеешь, что отвергла меня! Клянусь, всё, что сейчас тебе дорого – станет моим! Я клянусь тебе!.. клянусь!
– Матушка? ты чем-то расстроена? – спросил Альваро.
– Нет, милый… Совсем немного. Чуть-чуть. Хотя тебя не обманешь, да я расстроилась из-за одной мелочи… Я потеряла свои любимые четки – вот и взгрустнула.
– Те самые, которые когда-то вырезал для тебя отец? Ты сама мне рассказывала, в детстве, - тут же объяснил юноша, заметив удивленный взгляд матери.
– Да, - улыбнулась она воспоминаниям. Улыбка вышла нерадостной. – В тот день на море бушевал шторм, был сильный ветер, и на одном из деревьев в саду сломалась ветка. Текило сказал, что у рачительного хозяина даже такая мелочь не должна пропадать, и вот… сидел вечерами, вырезал… Правда, резчик из него был не очень.
Мать с сыном помолчали.
– Если хочешь, я вырежу для тебя другие. Правда, я тоже не мастер…
–
Снова молчание. Треск поленьев в камине. Огонь. Темнота за окном. Яркая луна, почти вошедшая в полную силу.
– Знаешь, а господин Ломас звал меня в помощники. Ему нужен кто-то, умеющий говорить, читать и писать по-иберрски и на пелаверинском диалекте. И почерк у меня хороший, может быть, это тоже для чего-нибудь сгодится. Может, мне стоит себя попробовать на ниве служения Закону, как считаешь?
«Всё, что сейчас тебе дорого – станет моим! Клянусь!» Катарина вздрогнула.
– Сынок, господин Ломас, кажется мне человеком, достойным доверия… Но, понимаешь, я хотела тебя уговорить уехать из Ла-Фризе, мне тяжело оставаться в этом городе…
– Но это ж замечательно, мама! Я просто не знал, как сказать. Ведь господин Ломас предлагал мне работу в Талерине. Как ты думаешь, мы сможем переехать в столицу?
– Ну, давай посчитаем, для начала посчитаем, какими средствами мы с тобой располагаем.
– А как ты думаешь, это будет очень дурно, если мы всё же прочитаем завещание отца?
Тихий неспешный разговор. Ночь. Луна.
И скоро будет новый день…
Чудурский лес. Двадцать девятый день месяца Посоха.
– Восемьсот.
– Восемьсот пятьдесят.
– Восемьсот один.
– Восемьсот сорок девять.
Пауза.
– Восемьсот два.
– Восемьсот сорок восемь.
Тяжелый вздох. Пауза. Взгляды, выдающие взаимное уважение.
– Восемьсот… двадцать?
– Восемьсот тридцать, - весомо проговорил гном.
– Эх, уговорил, демон бородатый! Договорились. Восемьсот тридцать золотых, - с азартом, уверенно, сильно хлопнул по мозолистой ладони гнома брат Тимофей. – И вы нам отстраиваете Башню за год.
– Год?! – удивился гном. – Всего-то за каких-то триста шестьдесят четыре дня?
– Шестьдесят пять, - механически поправил брат Нобель. – А, я забыл, что в Лишний день никто не работает. А тем более – гномы. Только торгуются, спорят, да, может быть, заключают сделки…
Подрядчик тем временем пытался высвободить конечность из смертельной хватки брата Тимофея. Поняв, что так просто монах сдаваться не собирается, почесал под шлемаком и предложил:
– Давайте – за два года. Семьсот двадцать восемь рабочих дней. а?
– Лично мне всегда нравилось число «двести». – Ухмыльнулся монах.
Брат Нобель и брат Томас, наблюдающие за оживленной беседой собрата по вере и его коротконогого, широкоплечего и жутко мастеровитого оппонента, застонали. Торг начался по-новой. Правда, теперь торгующиеся стороны крепко держали друг друга за руки – оставалась надежда, что, когда подоспеет время обеда, они начнут уступать друг другу быстрее, чем когда речь шла о сумме строительства.