Год - тринадцать месяцев
Шрифт:
— Для пятого «Б» не трудная, а для вас трудная задача. Поменьше надо по улицам бегать и безделушками заниматься. У вас в голове только одни развлечения. Вот еще уроки срывать — мастера. А поработать…
Шесть минут Тина Савельевна вместо работы популярно излагала свою точку зрения на плодотворную работу. Устав от тирады, она вызвала к доске Малинина. Борис бойко написал задание. Те, что не сделали, едва поспевая за ним, перенесли задачку себе в тетрадь.
Борис получил «пять». Потом учительница минут десять спрашивала Вову Радченко и поставила ему четыре. Еще одну четверку заработал Юрка за пример. Выставив
Звонок застал Красюка на предпоследнем вопросе.
— Дорешайте сами, — заторопилась Тина Савельевна и, отобрав у Валерки мел, написала в углу доски номер задачи на дом.
Урок закончился. Ребята вставали и уходили из класса, не попрощавшись. Видно, так было заведено.
— Ну, теперь вы убедился, какая работоспособность вашего класса, — сказала Тина Савельевна, когда я вслед за ней вышел в коридор. — Вы все видел своими глазами.
— Я хотел бы поговорить о том, чего не видел.
— О чем это? — насторожилась Тина Савельевна.
— Я не видел ни одной вашей улыбки за весь урок.
Тина Савельевна чуть было не улыбнулась. Но привычка, как говорят, вторая натура, поэтому последовал выговор без улыбки.
— Я вам не артистка какая-нибудь, чтобы улыбаться во время работы.
— Как раз артистки редко улыбаются, когда изображают учителей. А вот в жизни никак нельзя дать урок без улыбки. На своем опыте убедился.
— Подумайте! — Тина Савельевна все-таки скривила свои тонкие некрашеные губы. — У вас даже опыт есть.
Мы вошли в учительскую. Я подвинул стул к дивану, на который села моя собеседница, и машинально полез за сигаретами.
— Сколько раз вам говорили не курить здесь, — поморщилась Тина Савельевна.
— Извините. Тоже опыт.
— И очень неудачный.
— Сошлюсь на чужой. Виктория Яковлевна, например, совсем не теряет времени на перекличку, опрос, внушения. У нее весь урок ребята работают; в конце она выставляет самым активным оценки. А у вас…
— А у меня все по методике. Организационный момент, проверка заданного, опрос, раскрытие темы урока и домашнее задание. Что было не так?
— Все было так.
— А что до вашего сравнения, то я и так знаю, что у Виктории Яковлевны вам все нравится. Это не секрет.
Тина Савельевна торжествующе вскинула короткие белые брови.
— Тина Савельевна, а мне хочется, чтобы и вы мне очень нравились.
— Отдавайте отчет своим словам! Я вам не девчонка!
— Я имел в виду вашу методику. Тина Савельевна.
— Не я ее выдумала и не вам ее осуждать. Ваше дело учиться.
— Чему? Как за урок поставить пять двоек?
— Невыполненное домашнее задание оценивается двойкой.
— Но ведь, кроме пострадавших, с задачей не справились еще человек двадцать.
— Что же вы хотите, чтобы я всем выставила отрицательные оценки? В данном случае двойка имеет воспитательный характер.
— Скажите лучше — карательный. Из строя выводится каждый седьмой и расстреливается на месте. Это же методика офицера-карателя.
— Что? Что вы сказал?! — Тина Савельевна
— Я директор и завуч в своем классе, и позвольте мне…
— Ничего я вам больше не позволю! Вы наглец! Я сейчас же пойду к Доре Матвеевне и скажу, что вы уже себя директором называете.
Тина Савельевна резко поднялась с дивана. На нас уже начинали обращать внимание. Я тоже встал и, удерживая ее, тихо проговорил ледяным тоном старого шантажиста:
— А я сейчас же пойду и отправлю в «Крокодил» дневник Васнева, в котором вашей рукой написан «понедельник» через «и».
— Какой понедельник! О чем вы говорите? — Тина Савельевна мягко опустилась на диван.
— Вы написали Васневу: «Прошу отца явиться ко мне в понидельник», и сделали две ошибки. Педагогическую потому, что у Васнева нет отца. И грамматическую: понедельник пишется через «е».
Тина Савельевна вытерла капельки пота, выступившие в морщинках ее непудреного лба и — о сила индивидуального подхода! — улыбнулась. Я принес ей стакан воды. Тина Савельевна не стала мочить платок для компресса и сделала несколько глотков.
— Спасибо, — сказала она, возвращая стакан. — Вы очень любезны и, я надеюсь, не станете подводить своего товарища по работе. С кем не бывает!
— Ну конечно, если вы не будете обзывать меня мальчишкой, пока я подрасту.
— Ну хорошо, хорошо! Я погорячилась. Поговорим спокойно, без нервов.
— С удовольствием, Тина Савельевна.
До самого конца большой перемены мы беседовали очень мило, без криков, оскорблений и обмороков.
Атаки местного значения
До конца четверти оставалась одна неделя. Борьба за успеваемость пожаром охватила всю школу. Дора Матвеевна преобразилась, помолодела, она была словно генерал, вызванный из отставки прямо на поле боя. Решающие операции проходили в четырех стенах ее кабинета. Верный адъютант Ксения Иларионовна без устали разносила реляции и созывала командный состав на совет. В отличие от педсоветов они шифрованно именовались педсовещаниями и проводились по группе классов, а то и по отдельному классу, если этого требовали стратегия и тактика. В обозе оставались только передовики. Те, кто давал стопроцентную успеваемость. Их не трогали. Всем остальным грозил трибунал Доры Матвеевны за трусость, проявленную перед злейшим врагом школы — двойкой.
Мой класс слушался в одиночку. Как самый тревожный среди пятых. В порядке очереди ответ держала Генриэтта Сергеевна. Законодательница мод в учительской, сегодня она была одета и украшена очень умеренно. В соответствии со строгой обстановкой дня. Или скорее всего в покорность выговору, который она получила от Доры Матвеевны за то, что скалывала шарф вершковой медной булавкой.
Дора Матвеевна, сверяя ведомость с журналом, начала вступительную часть обвинения.
— В первом классе приказом министра вообще запрещено выставление двоек. Очень, разумный приказ. Ваши ученики по иностранному языку тоже находятся в первом классе. Только начинают азы изучать. А у вас уже восемь неуспевающих! Что же дальше будет? Выходит, иностранный язык — самый трудный предмет!