Год тысяча шестьсот…

Михеев Михаил Петрович

— Я знаю, святой отец.

— В то же время викарий церкви Святой Екатерины еще с прошлого года должен нам более ста гиней.

— Сто пятнадцать, святой отец.

— Сейчас же отправляйтесь в приход святой Екатерины и получите все, что они могут заплатить. И торопитесь. Не сегодня-завтра викарий уезжает на Тортугу. Если упустите его, я пошлю вас занимать деньги в «Веселый Дом» Джона Литтона. Вы нерасторопны, брат Мишель, и я не доволен вами. Ступайте. Сеньора с письмом я выслушаю без вас.

Когда Ника услышала имя королевы Марианны, то

догадалась, что брат Мишель появился в этой заброшенной обители на краю света не просто так. Видимо, кто-то успел заглянуть в карты, которые держал в руках герцог Оропеса, начиная опасную игру. Брат Мишель свою роль играл мастерски. Он был так расстроен, просто уничтожен суровым выговором. Не оправдываясь, молча, с поклоном выбрался из кельи и осторожно прикрыл за собой дверь. Слишком осторожно и неплотно, и Ника тут же заподозрила, что он все-таки остановился там, за дверями, чтобы подслушать разговор.

Но, видимо, отец Себастьян подумал то же самое.

— Анжелико, сын мой, — обратился он к юноше, — положи книгу и оставь нас одних, но не совсем уходи, ты мне можешь понадобиться.

Когда юноша открыл дверь, там мелькнула черная тень, видимо, это брат Мишель метнулся по коридору, сандалии его зашуршали по каменным плитам. Ника опять взялась было за письмо, и отец Себастьян опять опередил ее:

— Закройте дверь на засов.

Ника послушно задвинула тяжелую кованую щеколду.

Пронзительный взгляд отца Себастьяна скользнул по ее лицу, по ее одежде, и она поняла, что мудрый старец без труда разгадал весь ее нехитрый маскарад. Однако он ничего не сказал, и она так и не знала, как он к этому отнесся.

— А теперь покажите письмо.

Она достала конверт. Отец Себастьян не мог поднять руки, чтобы его принять, и она стояла с письмом, не зная, что ей с ним делать и куда его положить.

— Там написан адрес?

— Нет, только печать.

— Говорите тише. И что это у вас во рту?

Ника смутилась. Совсем забыла про галечку, которая, видимо, была уже не нужна, и постаралась незаметно выплюнуть ее в ладонь, ожидая, что ее спросят, зачем все это ей понадобилось. Но отец Себастьян не стал тратить слова на ненужное любопытство.

— Что изображено на печати? Ника взглянула.

— Все тот же святой Себастьян.

И уже сказав, сообразила, что ее ответ прозвучал непочтительно в адрес святого мученика, и отец Себастьян, конечно, заметил это.

— Тот же… — повторил он. — А сколько в нем стрел? Ника внимательнее пригляделась к печати. Она вспомнила, на церковном барельефе над входом в груди святого торчало две стрелы.

— Здесь — три.

Отец Себастьян опустил веки, тонкие, как высохшие лепестки. Или его утомил разговор, или взволновало сообщение о лишней стреле — что-нибудь оно да означало, Ника это уже поняла. Она стояла с письмом в руке и ждала. Из сада в келью залетел здоровенный шмель, сделал круг над ее головой, она отмахнулась от него конвертом, и шмель выбрался через окно обратно. По стене неторопливо полз толстый мохнатый

паук с красивыми золотистыми пятнышками на спине. Как мышей, так и пауков она тоже недолюбливала. И вообще…

Но тут отец Себастьян наконец открыл глаза.

— Вы не знаете, чья это печать?

— Нет.

— Конечно, вы же никогда раньше не видели ее… А теперь подвиньте табурет в ноги кровати, садитесь, чтобы я мог видеть ваше лицо. И расскажите мне, каким образом к вам, девушке в мужском платье, плохо говорящей по-английски и, думаю, совсем не говорящей по-испански, попало это письмо, запечатанное личной печатью духовника герцога Оропесы, первого министра испанского королевства.

Это была не просьба. Это был суровый тон приказа. Ника поначалу самолюбиво взъерошилась, подумав, что могла бы ничего и не отвечать. Ей нет никакого дела до всех подробностей, до этих тайн мадридского двора — не хватает еще самой попасть в историю Испании средних веков! — она только посыльный, принесла заказную корреспонденцию, распишитесь в получении, и привет! Но вот расписаться клиент не может… и вообще, это выглядело бы невежливо, да и капитану Кихосу дали обещание… Врать отцу Себастьяну нельзя, пронзительный старец догадается, а говорить правду — не поймет… Вот дела! Ника начала свой рассказ с «Аркебузы», повторила легенду, придуманную Климом, опустив подробности о своем английском происхождении и кое-какие детали о встрече с сеньором Оливаресом, которые отцу Себастьяну были без надобности.

Про капитана Кихоса рассказала подробнее. Взгляд отца Себастьяна сделался менее суров.

— Мир его душе, — сказал он. — Капитан Кихос был истинный католик, честный испанский дворянин: понятно, почему герцог Оропеса доверился ему. Но как мог капитан Кихос доверить это письмо вам, случайным людям?

— Потому, что не мог доверить письмо сеньору Оливаресу, на это у него были свои основания, он говорил нам о них. И раздумывать ему было некогда.

— Но, вероятно, он-таки успел предупредить, что дает вам весьма опасное поручение. Герцог Оропеса в опале, здесь союзников у него нет. Хозяева Ямайки — англичане, их вполне устраивает нынешняя Испания, раздираемая смутой, интригами и борьбой за престол. Королева Марианна правит страной от имени своего незадачливого сына Карла Второго. Тщеславию королевы нет предела, узнай она про письмо, она не пожалела бы ни людей, ни денег, чтобы его перехватить. Почему же ваш брат передал такое важное и такое опасное письмо вам, девушке, а не пришел с ним сам.

— Брата задержали на судне особые дела. Меня здесь никто не знает, пока я не многим рисковала.

— Вот именно — пока. Вы сказали про письмо брату Мишелю.

— Но иначе меня не пропустили бы к вам.

— Вы показывали ему письмо?

— Нет.

— Хорошо хоть так. Я не верю брату Мишелю. Он послан сюда королевой, она не доверяет герцогу Оропесе. У брата Мишеля, вероятно, есть здесь сообщники. У вас могли просто отнять это письмо, как только вы упомянули о нем.