Год

Радов Алексей

Тот показал готовность подчиниться, и непокорно вздохнув, перевел взгляд с пистолета на угрожающее лицо.

– Кто тебя, – спросили его.

Показал харизматично, – не могу говорить – и кашлянул, пытаясь, словно в гнезде открывает клюв, ловя пищу, изобразить типа «нет».

С пистолетом усмехнулся и сказал очень ласково, словно доярке, благодаря за парное:

– Отвечай, прошу, – и подозвал другого. – Покажи.

Реципиент грохнул в стену палаты, затем прибавил угрозы ударом.

– Больно, – кричал работник.

– Помолчи, вообще

получишь.

Работник повел плечами. Потом закусил предплечье.

– Звать тебя?

– Зачем вам.

– Не обманывай. Между делом, ты националист? – спросил Секста, точно уколол.

– Не знаю, – ответил он.

– А я нет. Так есть имя, человек?

– Ладья.

– Без шума. А ты, дорогой, ответствуй – и правду.

Запоминал имена, но не с первого знакомства, зато гордился феноменальной «визуальной памятью», кроме, боялся расстроить походу переодетых бандитов, взяли в заложники – и, быстро вспоминал он, – надо не перечить, быть очень наблюдательным, найти способ оповестить полномочных.

– Подъем, – оповестил безапелляционным тоном старший, так может человек в форме, превосходный отец – юноше.

Слез с койки и стал одевать, подпрыгивая, брюки. Вдруг влетела девушка.

С порога резко переменилась в лице – с беззаботней летней улыбки – на крайний испуг и отчаяние, почти появились нечастые слезы, не сводила глаз с собравшихся. Однако, тот прикрывал заразительную улыбку, и смотрел только на нее.

– Ты ничего, – выпал в штабель один из этих. Действительно, девушка была необыкновенно хороша внешне – не старше двадцати пяти практикантка с натуральными бровями в немного неуместной прическе.

В коридоре раздался шум, хлопки.

– Кто? – махнул один ей пистолетом.

– Снизу, но не уверена.

Махнувший чуть приотворил дверь, заглянул в щель и элегантно прикрыл, громким шепотом говоря своему, там трое – показал забавно. Повторно проворно выглянул, вновь слегка открыл, прождал таясь, вдруг уже резво распахну в, дверное полотно чуть не полетело, выскочил в коридор, одновременно стреляя, бах, – пять. Гул стоял в коридоре, а второй стоял опершись в колени и дышал, потом мотнул головой – на ней в первый раз за все время не было и тени, и пригнув ее, вышел было, потом словно забыл что-то, дернулся, заглянул, посмотрел пристально на что-то одно, и подхватив первого, втянул обратно – интеллигентно направив щеколду обратно.

– Через окна, – приказал всем.

– Не стоит раздумывать, – и подтолкнул к окну одновременно работника и девушку, – прыгайте – только не решайтесь бежать – сверху перебью на пару, точно мой компаньон, не хуже, тех.

Работник подбежал к подоконнику. Открыл угрюмые ставни, девушка помогла подсадить на подоконник. Он свесил ноги, и обернувшись, сказал умоляющим голосом смотря на одного из ужасных людей:

– Сломать можно что-то, ушибиться!

– Тогда осторожно. Действуй, или я тебя вот прямо здесь, – ответил тут же, и махнув перед ним ладонью прибавил: – Время не для длительного обмена расходящимися

мнениями.

– Пожалуйста, мне не хочется, – в голосе была неподдельная просьба о помощи.

– Считаю до двадцати. Четыре, тридцать, – второй, подойдя насладиться кружившим над кроной большого дерева в искажении двойного стекла облаками, взял говорящую паузу.

Работник вглядывался в их непреклонные спокойные лица. Его лицо приняло достаточно невнятное выражение:

– У меня пятеро.

– Молодцом.

– Ладно, прочь разногласия, – выставил локти, затем, не услышав и окрика, перебросил вначале ноги, высматривая осторожно там что-то невидимое для всех, наконец, завис на руках, и резюмировал:

– Была быль! – и разомкнулись пальцы.

– Ты! – оба показали на девушку, один фривольно. – Тебя не надо упрашивать?

– Нет.

– Прыгай также, только поняла, группируйся.

– А что это значит?

– Пошла! Вот что значит. Спеши.

Она обхватила руками плечи, задрожала, но никуда не пошла.

– Скорее, – ревниво, но с некоторой гневностью приободрил собеседник. – Он тебя не погладит, не прыгнешь.

– Тот прыгнул! Тоже будет, – показал на Секста, делая сообщником. – Второй этаж, зачем гоните, ты не знаешь, неужели гуманитарий? Переучилась?

– Сейчас на вечернем.

– Давай, завершим дискуссию. Не прыгнешь, пеняй.

– А его, правда, зовут не совсем так, не говорите – подумала она вслух.

– Прыгай, хватит заводиться, – она примостилась на подоконник, оттолкнулась, и когда тот театрально топнул, покинула помещение.

– Ходи, – поманил тот же его, не поворачиваясь, и смотря внимательно на панораму перекрестков через приоткрытые, шероховатые изящно лопнувшими скорлупками побелки, античные ставни.

– Не люблю считать.

Он подошел к раме, где замер, и не желая смотреть вниз.

Начал было молиться, впервые за год. А нет, молился недавно. Тогда ладно. Не принимая сомнения за знаки, наощупь перекинул ноги и прыгнул с воплем. Немного невесомости, потом ударило. Валялся по земле. Рядом раздались два похожих удара живой плоти о твердое – прыгнули, видимо, переодетые.

Кадрами запомнил, бежали к машине. Работник вырывался, но ноги не хотели перечить – сбылось предчувствие – легко травмировался при прыжке, их тащили жутко, периодически ругаясь, чтобы не пытались идти сами. Не отставая, спешила и девушка. Пыталась протестовать, тогда один из них тыкал вперед указательным, повышая тембр:

– Для чего испытывать на прочность! – компания запыхалась недовольно, а она сбросила шпильки, спешила босиком. Несмотря на положение пленника, о красоте такой ее он думал постоянно, или благодаря ей. Освободимся, и тогда неплохи шансы на отношения.

Долго, бесконечно ехали на новой волге вначале на Балашиху, потом часто грунтовыми или бетонными дорогами, весь день до поздней ночи, наверно до двух. Говорить запретили, кто хоть обмолвится – не получит еду. И не думайте даже ни о чем. От нас не бегают.