Годы в броне
Шрифт:
Судьба батальона была решена. Танкисты на время становились пехотинцами. Им выделялся район обороны, который они должны были прочно удерживать.
С трудом добрался я по тропинкам до опушки леса, где стояла санитарная машина батальона. В машине отдыхали наши ребята. На полу лежал Коханюк. Ткачев храпел, забравшись на подвешенные к потолку носилки. Голова Петра Москалева виднелась в окне, Батальонный врач Людмила Федорова чему-то улыбалась во сне.
– Подъем! - громко крикнул я.
Личный состав собрался в глубоком узком овраге.
В
– Комсомольцы, друзья мои, получена боевая задача: залечь, зарыться в окопах и траншеях и не пропустить врага на север. Таков приказ Родины, а это высший закон для нас. Пока не хватает танков - будем сражаться, как пехотинцы: с карабинами и автоматами. Летчики, не имеющие самолетов, лежат в окопах и бьют врага. Матросы покидают свои корабли, выходят на берег и отстаивают Ленинград и Одессу. Разве мы, танкисты, хуже их?
– Не хуже! И мы не опозорим чести танкистов! - раздалось в ответ.
Только вчера в землянке у Глебова я горячо доказывал, что место танкиста - в танке. А сегодня... Мои подчиненные, девятнадцатилетние комсомольцы, оказались более сознательными и мужественными, чем их командир.
Ко мне подошел Ткачев:
– Ну что скажешь?
– Три ноль в пользу ребят!..
Нас окружили танкисты.
– Танковые шлемы у нас отберут?
– Комбинезоны снимут?
– Нет-нет, ребята! - успокоил я. - Никаких касок, всем оставаться в танковой форме.
Сняв фуражку, я смахнул рукой пыль с бархатного околышка и лихо водворил фуражку на голову.
...Около двух недель держали танкисты свой район обороны. Вооружившись пулеметами, автоматами, винтовками, вместе с минометной и артиллерийской батареями мы отражали вражеские атаки. А на флангах и позади нас, как часовые, стояли пять танков - наш последний подвижной резерв.
По ночам ходили в разведку, лежали в засадах, сидели в боевом охранении. А днем перед нами, как бельмо на глазу, торчала неуклюжая длинная высота, обозначенная на картах отметкой 120,0. Второй месяц находилась она в руках противника. Там окопалась немецкая пехота, усиленная танками, там были оборудованы наблюдательные пункты. С высоты 120,0 фашисты видели весь наш тыл, все подходы к передовым позициям, все наши передвижения и перемещения.
В один из дней меня снова вызвали к генералу. Оторвавшись от карты, Коваленко спросил:
– Как дела, "пехотинцы"?
– Полный порядок, как в танковых войсках!
Командир дивизии приветливо улыбнулся:
– Хватит сидеть кротами. Пора выйти наружу и размять свои косточки. Он подвел меня к карте, пальцем указал на осточертевшую нам высоту: - Не надоело вам созерцать перед собой это сокровище?
– Надоело, товарищ генерал.
– Что предлагаете сделать с ним?
– Захватить! - не задумываясь, выпалил я. - Наши комсомольцы осилят такую задачу. Только поручите!
Комдив подошел и обнял меня:
–
Вместе с Ткачевым мы поспешили к опушке леса, где приткнулась наша санитарная машина, которую танкисты ласково называли палочкой-выручалочкой.
– А знаешь, комбат, здорово все получилось, - на ходу заметил Андрей Ткачев. - Ребята давно рвутся в бой...
МЫ БУДЕМ В БЕРЛИНЕ!
Ночь перед атакой была тревожной. Высота оказалась горбатая, длинная, со множеством лощин и оврагов. Как мы ни пытались прощупать, разведать ее обратные скаты, сделать это не удалось. Не многое засекли и артиллерийские наблюдатели.
В последние дни фашисты прекратили движение вдоль фронта. Они зарылись глубоко в землю, надежно упрятав орудия и пулеметы. Перестали тарахтеть танковые моторы. Судя по всему, враг намеревался прочно удерживать эту ключевую позицию.
Командир дивизии вызвал меня на КП и лично просмотрел план боя. Было решено развернуть на широком фронте имеющиеся пять танков и за каждым из них пустить в наступление по стрелковой роте.
Обескровленные в предыдущих боях роты насчитывали по тридцать - сорок человек. В отдельную роту влились танкисты, не имевшие боевых машин. Таких набралось свыше ста человек, командовал ими Петр Москалев.
Генерал одобрил мое предложение. Оно сводилось к тому, что сформированный объединенный батальон пехоты возглавляю я, а группу танков поведет в бой Ткачев. Несколько дней ушло у нас на разведку тропинок и лесных просек. Для каждого танка были определены ориентиры.
Договорились мы и с командиром артполка майором Семашко. Он собрал все свои орудия, боеприпасы. И в 6 часов 30 минут заговорила его артиллерия. Мы залегли в пустых окопчиках, зарядили автоматы и карабины. Еще раз ощупали бутылки с зажигательной смесью и противотанковые гранаты.
Мы крепко обнялись с Ткачевым и командиром роты Сидоровым.
– Не задерживайте танки, тяните нас за собой, - сказал я комиссару.
– Понял, понял, браток. Да и ты со своей пехотой не мешкай, догоняй нас, - с улыбкой ответил Андрей.
Петр Москалев, командовавший танкистами в пешем строю, посмотрел на светящийся циферблат танковых часов и подал команду. Над опушкой леса повисли зеленые ракеты. Это был сигнал атаки.
Тронулись танки, за ними пошла пехота.
К высоте мы пробирались перебежками, поддерживаемые огнем своей артиллерии.
В открытом поле стало светло. Я видел, как наши танки, стреляя, с ходу ворвались на гребень высоты. Прокатилось протяжное "ура!". Только теперь открыла ответный огонь вражеская артиллерия. К счастью, снаряды падали на опушке, которую мы оставили полчаса назад. Гитлеровцы были застигнуты врасплох. Расчеты и планы, которые мы разработали, оказались верными. Стремительная атака и массированный огонь нашей артиллерии по высоте сделали свое дело.