Годы в огне
Шрифт:
Он помедлил.
— Единственная, впрочем, не слишком серьезная опасность — белые шайки. Кулаки, казачья верхушка, возможно, попытаются потрепать или попугать вас в пути. Это десятки или сотня штыков. Вам надлежит смести их со своего пути.
Эйхе согласно качнул головой.
— Это убедительно.
— Я не помянул пока весьма существенное соображение, — снова заговорил Тухачевский, раскладывая в каком-то, известном ему порядке листки с цифрами. — Штарм, готовясь к рейду, подсчитал: адмирал, даже узнав о красном марше, может перебросить войска к
Вы понимаете, что из этого следует. Весь успех рейда — в его фантастической быстроте. Вы должны выйти на плато с непостижимой скоростью — максимум за трое суток. А это значит: шагать день и ночь. Нет, это не оборот из области изящной словесности, — ночлегов — увы! — не будет. Час-другой вздремнуть на большом привале да остудить ноги в реке — вот и все, что можно себе позволить.
Такова задача в общих чертах, наш главный секрет, который штарм не мог доверить ни проводам, ни специальному командиру связи. Теперь я хотел бы выслушать ваше мнение, Генрих Христофорович.
— Ну, что ж, — после недолгого молчания отозвался начдив, — если это приказ, я исполню его. Однако хочу обратить внимание на следующее. Моя дивизия не имеет никакого касательства к горным войскам. У нас нет даже самого малого: вьючной артиллерии.
Далее. В долине ни дорог, ни мостов, ни обзора. От устья Юрюзани до ручья Кошелевки весь путь — глухое, безлюдное дефиле. Означенные на самых крупных картах редкие населенные пункты — это хуторки лесных рабочих в пять, от силы десять дворов. Там не сумеет разместиться даже лазарет.
Нам придется шагать, тащить пушки и коней сто двадцать, а то и сто пятьдесят верст. Но ведь даже на равнинной дороге не одолеть такой путь за трое суток! Фантастика!
— Нет, не фантастика, — возразил Тухачевский. — Главный повод для беспокойства — дороги, и позвольте вам доложить следующее. Идея разбить противника левосторонним ударом армии родилась не вчера и не сегодня. Она представлялась мне раньше, как и теперь, весьма заманчивой. И прежде, чем принять решение, — и я, и штаб должны были убедиться: по Юрюзани можно пройти.
Мы кропотливо и по крупицам собирали сведения о реке. Карты — картами, однако местные охотники и старожилы могли осветить нам долину детальнее и точнее карт. И вот что мы узнали из бесед. Все уральцы, ходившие по Юрюзани, утверждают в один голос: вдоль реки змеится пешеходная тропа, выбитая поколеньями бурлаков…
— Бурлаков? — удивился Белицкий.
— Да, волок плотов и барок. Далее. Старожилы утверждают, что грунт дна везде крепкий, глубина около берега не превышает половины аршина, и на крайний случай артиллерия может проехать по дну.
— Хорошо. Дивизия пойдет по Юрюзани, — произнес Эйхе, хмурясь и покусывая тонкие губы. — Однако я настаиваю на следующем. Дайте проводников и радиостанцию. Наши вожатые должны знать Юрюзань собственными ногами, а не из учебников географии. Реввоенсовет обязан взять на себя ответственность за боеприпасы и продовольствие
Начдив помолчал, потер усы, погрыз холодную трубку.
— Мы выйдем на возвышенность, пожалуй, в районе Ахунова и Насибаша — и я хотел бы знать: где противник и сколько его?
— Хорошо, товарищ Эйхе, — кивнул командарм, — главные ваши просьбы разумны, и мы выполним их. Кое-что уже сделано: патроны, снаряды, продовольствие получите нынче вечером. Что же касается проводников, то в полках — сотни уральцев, в том числе уроженцев тех мест, по каким течет Юрюзань. Поищите — и вы найдете людей, знающих глухую, западную часть реки.
Тухачевский повернулся к Белицкому.
— А что скажете вы, Марк Семенович?
Наштадив бросил взгляд на карту командарма, в средней части которой желтело изображение Каратау, сказал:
— Сама по себе идея проникнуть в тыл неприятеля через «черный ход» не вызывает, конечно, возражений. Напротив, рейд сулит выгоды, которые сейчас трудно поддаются учету. Значит, обсуждать следует не замысел, а способы его претворения в жизнь.
По Юрюзани пойдет колонна длиной в двадцать верст. Она отправится в глушь каньона без походного охранения и специальных инженерных частей. Это немалый риск, все надо продумать до мелочей, и я хотел бы знать, сколько нам надо на подготовку?
Выслушав ответ Тухачевского, Белицкий усмехнулся и покачал головой.
— Немного, особенно если иметь в виду, что это, может, единственная в своем роде операция гражданской войны.
— Позвольте вас в этом случае, — заговорил командарм, — подкрепить рядом соображений в пользу плана. Рассмотрим прежде всего положение белых. Еще и еще раз оценим их позиции.
Итак, о чем говорят факты? На важнейшем, кратчайшем и опаснейшем для Колчака направлении — Бирском тракте на Златоуст — поставлен самый слабый в Западной армии Уральский корпус. Напротив, сильнейшее соединение адмирала — Уфимский корпус — выведен в глубокий резерв и пребывает в пяти переходах от линии боя. Именно в глубине Уфимской возвышенности расквартированы и пополняются 4-я и 12-я пехотные дивизии и печально известная Ижевская бригада генерала Молчанова.
Чем же заняты главные силы Западной армии? Да ничем. Корпус Каппеля и 8-я Камская дивизия из Уфимского корпуса бездействуют близ реки Уфы, и это позволило нам снять оттуда две наши дивизии и заменить их всего лишь двумя бригадами — стрелковой и конной.
План Колчака виден невооруженным глазом. Это план обороны. Значит, адмирал заранее отдает инициативу в наши руки. Он, вне сомнения, видит свою задачу в том, чтобы задержать нас у хребта, пользуясь выгодами горных кряжей и дефиле. Выполняя намерение, белый главнокомандующий постарается укрепить Уфимский корпус, подождать резервы из глубоких сибирских тылов, а там уж действовать в зависимости от обстановки.