Годы в огне
Шрифт:
Еще не успела осесть пыль, поднятая автомобилями, на которых уехали Тухачевский и его спутники, а в штаб дивизии начали собираться командиры бригад и полков, комиссары и начальники штабов и служб, снабженцы, врачи.
Офицер мировой войны Эйхе знал окопную и кочевую жизнь действующей армии не по бумажкам. Выпускник Петергофской школы прапорщиков, он с августа пятнадцатого года мотался по дорогам сражений, командуя то пешей разведкой, то пулеметной командой, то взводом пехоты. В конце октября семнадцатого года штабс-капитан
Короче говоря, Генрих Христофорович понимал и умел выполнять приказы, нравятся они или нет, с той особой напряженной тщательностью, которая отличает фронтовика. Ибо в бою всякая небрежность или равнодушие, как известно, имеют почти всегда один исход — кровь.
Еще молодой коммунист (он вступил в партию в декабре семнадцатого года), Эйхе уже отменно знал силу большевистского слова. Потому, обсудив все военные вопросы, устало кивнул Гончарову:
— Твой черед, Николай Кузьмич.
Комиссар поднялся с места. Сказал:
— Все помнят, какое значение придает Владимир Ильич Уралу. Ленин требует вернуть Республике край до зимы.
В противном случае Красная Россия погибнет, и мы будем отвечать перед историей за ее гибель.
Из этого следует только одно: каждый боец обязан усвоить жесткую истину: он лично, именно лично, отвечает за будущее.
Никаких розовых красок, никакого подслащивания в разговорах с людьми. Весь путь — смертельная опасность, и мы измотаем свои силы до предела, мы будем мечтать о сне, только мечтать. Мы должны вынести и вынесем это, ибо грандиозна цель, указанная нам.
Каждый боец должен подготовить себя к исполнению долга. Смерть или победа, иного нам не дано. Смерть или победа!
Это все, что надо сказать.
— Немедля в части, — распорядился начдив. — Через три дня — рейд.
ГЛАВА 7
В ГЛУШИ ОТВЕСНЫХ СКАЛ УРАЛА
26-я дивизия Генриха Эйхе нетерпеливо готовилась к прыжку через реку Уфу и выходу на Юрюзань. Красным предстояли — никто не сомневался — встречные бои, неизвестность, изнурение маршей, ночи без сна и еда на ходу. Люди, кони, винтовки, пушки, боеприпасы, плоты, лодки — все было, как пружина, сжатая до предела в ружье бойца.
В свое время штабы армии и дивизии условились: форсируя Уфу, они запутают Колчака ложными переправами и именно к ним постараются притянуть главный белый огонь.
Имитация переправ у деревень Тураевой и Каганского была тяжелым и рискованным делом. Для того, чтобы дивизии Каппеля поверили в красный бросок именно здесь, Эйхе обязан был сосредоточить на этих берегах немалые силы и послать их через реку почти открыто. А такие подлоги всегда окрашивают кровью гребни военной воды. Но еще важнее было узнать, не зря ли они, жертвы ложных переправ, то есть поддался ли на обман неприятель?
В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое июня шесть полков дивизии и кавалерия начали бросок. Пушкари 26-й непрерывно терзали снарядами восточный берег, в который зарылись дивизии Каппеля. С особой силой грызла артиллерия белую
Цена ложных переправ хорошо известна фронтовику всякой войны. Здесь все не так, как в обычном бою; чем больше ты притянешь к себе войск и оружия, чем пристальнее, важнее и тревожнее внимание чужих к тебе, тем лучше замыслу и победе. Ибо, вызвав огонь на себя, ты исключаешь солдат врага, его снаряды и пули с того участка, где совершится главный прыжок.
И белые, и красные отменно знали реку Уфу, разделявшую их. Самый крупный приток Белой, она мчится на юг меж крутых утесов, в щетине пихт, елей и сосен, в округлой зелени душистых лип и берез.
Всюду на пути наступающих темнели провалы карста, исчезали в промоинах известняков и доломитов речки и ручьи. Однако теперь на всю эту прелесть природы глядели глазами наступления и главного вопроса: как очутиться на восточном берегу ценой самой малой крови?
Почти везде левый берег господствовал над правым, и белые, чай, благодарили бога за эту выгоду. Глубина Уфы порой достигала трех, а ширина в низовьях — ста пятидесяти сажен, что опять же было на руку белым.
Именно потому с большим тщанием искали красные штабы место истинной переправы. Выбор пал на клочок Уфы возле деревеньки Айдос, где река то и дело меняла ход, образуя полуострова, подходящие переправе. Место это было рядом с хуторком Усть-Юрюзань, то есть прямо выводило в долину рейда, как о том нетрудно догадаться по названию малой кучки изб.
Наконец на землю опустилась черная июньская ночь, вода в Уфе стала остывать, и громадные звезды предгорья вздрагивали над головой.
Казалось, никто и ничто не нарушит теплой тихой темноты в эту благословенную пору лета. Даже ночные птицы и звери молчали, точно в осознанной тревоге вслушивались в звон беззвучия.
И в этот густой дремотный час у Каганского и Тураевой резко ударили пушки, и красные батальоны бросились в воду. Плоты и лодки открыто пошли к левому берегу, а в оврагах продолжали скапливаться пехота и полковая кавалерия.
Эйхе, Гончаров и Белицкий, много часов назад оставившие Явгильдино, где стоял штадив, поднялись на одну из редких высот правого берега. Они с напряжением вслушивались в звуки боя, пытаясь по ним определить, пошел ли противник на поводу у наступающих, приняв Каганский и Тураеву за главные переправы.
Пушки сначала стреляли залпами всюду, где белые могли ждать красных. Но вот постепенно все ощутимее огонь стал усиливаться на севере и юге участка, у ложных переправ наступления. И одновременно выстрелы слабели в центре участка, у деревеньки Айдос, где Тухачевский наметил прыжок через Уфу.
И вот уже все полки всеми средствами связи сообщили начдиву: в ряде пунктов противник снимает силы. В этом перечне значилась и та самая деревенька близ устья Юрюзани.
Но даже и теперь Эйхе не стал сломя голову мчаться на приступ. Он подождал еще полчаса и, лишь совершенно убедившись, что Каппель обманут, приказал войскам начинать схватку.