Голд, или Не хуже золота
Шрифт:
— Сид, — озабоченно сказал Джулиус Голд, мелкими шаркающими шажками направляясь к машине, — ведь ты будешь делать заказ? Дай официанту сразу приличные чаевые. Пусть знает, что мы важные шишки. Скажи ему, что всю свою жизнь, даже когда я был беден, я терпеть не мог есть с треснутой посуды.
В ДЕНЬ рождения Розы Голд был как натянутая пружина, ему хотелось, чтобы последние из его гостей начали уходить еще до того, как пришли первые.
— Я хочу сказать тост, — весело заявил отец Голда. — За моего гостеприимного хозяина и младшего сына. Сид сказал, что неприлично оскорблять тебя перед твоей женой и дочерью, поэтому я буду молчать. — Все, кроме Голда, рассмеялись. —
— Незамедлительно.
— Уверен, это чувство взаимно. — Его отец упоенно наклонил голову, восхищаясь собственным остроумием, и начал напевать.
— Я рада, что я не в его классе, — язвительно сказала Гарриет.
— Он заваливает студентов, — с благоговейным трепетом сказала Дина.
— Уже не заваливаю, — сказал Голд. — Проще позволить им сдать экзамен, чтобы больше никогда их не видеть.
Он поздравил себя с тем, что догадался устроить бар в холле. Он топтался там в одиночестве до тех пор, пока это не стало неприлично, потом почти до краев наполнил бурбоном низенький широкий бокал и бросил туда кубик льда.
— НАМ всем здорово повезло, — начал размышлять вслух Сид, когда Голд появился в комнате, — что мы оказались на планете, где есть вода, правда?
Голд почувствовал, как в груди у него все сжалось и замерло, он увидел, как на его тарелке аппетитный ломтик осетрины с отливающими бронзой краями превратился на мгновение в нечто, вызывающее отвращение не меньшее, чем сырая сардина.
— Почему? — спросил Виктор.
— Слушайте Сида, когда он говорит о воде, — сонным голосом наставительно сказал отец Голда. — Если Сид о чем знает, так это о воде.
Голд бросил взгляд на отца, но никаких свидетельств его соучастия не обнаружил. Он перенес вилку от осетрины к горке красной икры. Он был уверен, что может рассчитывать на поддержку Иды, даже Ирва, если захочет загнать Сида в угол, возразить, что мы вовсе не «оказались» на планете, где есть вода, что мы бы просто не смогли развиться как вид, если бы воды не было.
— В противном случае, — ответил Сид Виктору, насладившись сначала запахом, а потом и вкусом кусочка копченого лосося на овальном ломтике свежего черного хлеба с тмином, — нас бы всех мучила жажда. — С вызывающей улыбкой он взглянул на Голда и с обезоруживающей легкостью продолжал. — Вот подкрепились бы мы, как положено, индюшатиной, или бифштексом, или ростбифом, или омаром, а запить бы не смогли не то что простой водой, но даже содовой. Или чаем, или кофе. Потому что все они сделаны из воды.
А откуда бы, размышлял про себя Голд, взялась индюшатина, и бифштекс, и ростбиф, ты, жопоголовый? А омары — без воды? Он ждал, когда Ида начнет потрошить Сида.
Но Ида, с ужасом увидел он, слушала с таким же восхищением, как Милт, Макс и все остальные. Эти воинствующие черные из квартала, где она работает в школе, не так уж и не правы, решил Голд: давайте, ребята, выставьте ее к херам собачьим.
Сид отважно рвался вперед, беззастенчиво испытывая выдержку Голда. — Вместо этого нам бы пришлось пить вино или пиво, — продолжал он свои объяснения, заталкивая в рот половинку крутого яйца. — Дело в том, что вино и пиво делаются из винограда и хмеля, — объяснил он. — И тогда, наверно, у нас бы росло много винограда и хмеля, готов поспорить.
Голд был плохо знаком с анатомией и не знал, где это — под ложечкой, но он почувствовал, как у него там засосало. Он терпел слишком долго. Из опыта он знал, какой арсенал ответных мер припасен у Сида на все его возражения. С вкрадчивым смирением, которое было убийственным само по себе, он мог начать колким и уничижительным: «Ну, подумаешь, сделал я маленькую ошибочку» и кончить высокомерным: «Вот видите, до чего доводит высшее
Покончив с закуской, Сид с видом победителя откинулся к спинке стула и принялся колоть грецкие орехи, выбирая их из горки, сложенной Белл, во-первых, для украшения стола, а во-вторых, для угощения.
Кризис миновал, и Голд, не поддавшись на искус Сида, не устоял теперь перед искушением печеночным паштетом, копчеными устрицами и еще одной порцией красной икры, потом добавил себе кусочек сыра, кусочек осетрины и немного холодных креветок. Он направился к бару, чтобы налить себе еще бурбону. Макс с раскрасневшимися отвислыми щеками угощался по случаю праздника виски, но пока воздерживался от всего остального, кроме нарезанной дольками моркови и соцветий сырой цветной капусты.
Когда Голд вернулся в гостиную, Сид сказал:
— Когда задумаешься, так это просто настоящее чудо, правда? Ведь планет так много — шесть или семь или восемь — сколько у нас сейчас планет, Брюс?
— Сорок две.
— Сорок две планеты, — продолжал Сид, не меняя выражения. — А вода только на одной.
— Да, повезло нам, — сказал Виктор, — что мы оказались на этой.
— Я сочувствую населению других планет, — сказал Голд, пребывая все в том же игривом умственном состоянии.
— А на других планетах есть люди? — спросила Ида.
— Если есть, — сказал Сид, — то, готов поспорить, их мучит жажда.
РОЗА, приехавшая вместе с Максом и Эстер, была потрясена, когда поняла, что все собрались ради нее. Она тут же расплакалась. Она смеялась и пыталась говорить сквозь смех и слезы, отчего у нее сразу же сел голос. «Ах, Белл! Белл!» Снова и снова сжимала она в благодарных и сокрушающих объятиях коротышку Белл. Макс светился, на его измученном тревогами лице сияло такое счастье, какого Голд не помнил со времен его обручения и свадьбы с Розой. Голд был поражен реакцией Розы, и в душе его затеплилось чуждое ему чувство нежности. Роза была крупной и толстой. Он не помнил, когда она в последний раз смеялась, плакала или говорила так раскованно. На похоронах Менди, мужа Эстер, она рыдала беззвучно, и с тех пор делала все, что было в ее силах, чтобы поддержать оставшуюся без мужа сестру. Ее широкое темное веснушчатое лицо, омытое сейчас слезами радости, в одно мгновение стало лицом старухи. Эстер выглядела еще старше. Сид казался моложе и той, и другой, а все трое начали как-то жутковато походить друг на друга, их несхожие лица с возрастом претерпевали одни и те же неизбежные старческие изменения. Когда-нибудь и он будет похож на них.
Собрались все, кроме Джоанни, пришла даже Мьюриел, которая забыла на время про свою очередную обиду на Иду и пожертвовала вечером за карточным столом со своими приятелями с южного побережья Лонг-Айленда. Мьюриел всю жизнь была озлобленной и сосредоточенной на себе — фарбиссене [48] , говорила его мать, давая дочери эту характеристику скорее с горечью, чем с упреком. Голд подозревал, что по дороге на Манхэттен Мьюриел снова ссорилась с Виктором. Голд питал самые разнообразные подозрения касательно Мьюриел, однако в подробности предпочитал не входить. В донжуанском списке Голда значилось слишком много замужних женщин, и он вовсе не был слеп к разнообразным симптомам.
48
Эгоистка (идиш).